Путь корабля, глава шестая

[starocean]

Глава шестая

Шёл четвёртый день плавания Титаника. Корабль летел через океан на всех парах, упиваясь своей свободой, лёгкостью и скоростью. Скорость, приходилось признавать, была ниже, чем у Мавритании, но всё-таки очень высокая. То ли Брюс Исмей зачем-то очень спешил в Америку, то ли снова решил проверить ходовые качества парохода, а только он уже несколько раз просил Эдварда Смита, чтобы лайнер шёл быстрее. Капитан и команда, конечно, не могли не выполнить желания владельца корабля. А Титаник и рад был этому.
В этот день, 14 апреля, он особенно хотел плыть как можно быстрее. Причина этому была проста – вчера из Нью-Йорка в обратный путь до Англии вышел Олимпик. Снова увидеть брата, показать ему себя в море, перекинуться словечком – Титаник так мечтал, чтобы это случилось поскорее! Неудивительно, что он забеспокоился, когда утром его радисты получили с парохода Карония сообщение о том, что прямо по курсу в океане встречаются льды. Чего доброго, подумал Титаник, люди сейчас испугаются и снизят скорость. От Олимпика он уже знал, что капитаны так поступают в подобных случаях. Льды были опасны для кораблей.
Но никто и не подумал снизить скорость.
В течение дня с других пароходов продолжали поступать сообщения о льдах, но Титаник уже не обращал на них внимания. Какое дело непотопляемому кораблю до каких-то льдов? Другие пусть остерегаются, но не он, не Титаник!
Постепенно вечерело. Небо темнело, на нём зажигались звёзды. Становилось очень холодно. Вода и воздух обжигали морозом. Пассажиры Титаника предпочли уйти с прогулочных палуб в тёплые каюты и просторные залы.
Наступила ночь.
В 11 часов вечера с парохода Калифорниэн снова сообщили о льдах. На этот раз не только Титаник не стал слушать эту чепуху – его радист отключил связь, даже не узнав координаты района.
В ослепительном блеске электрических огней плыл по морю огромный корабль, разгоняя тьму на своём пути. Вокруг стояли холод и тишина, а на нём было тепло, шумно, весело, играла музыка, люди танцевали, разговаривали, смеялись... Титаник рассеянно прислушивался к их голосам. Как и Олимпик, он радовался, что пассажирам хорошо у него на борту. Впрочем, он никогда и не думал, что может быть иначе.
– Айсберг! Айсберг прямо по курсу! – словно издалека донёсся до корабля крик вперёдсмотрящего.
Тут же он и сам увидел его, этот айсберг. Громадная, тёмная, ни на что не похожая ледяная гора возвышалась перед ним – близко, страшно близко! «Я же лечу прямо на него, – в испуге подумал Титаник, – я же в него сейчас...»
– Право на борт! Полный назад! – услышал он команду Уильяма Мердока, первого помощника капитана.
Титаник метнулся влево резко, как только мог. На миг холодная чёрная тень закрыла от него звёздное небо. Корабль ощутил, как что-то быстро, вскользь тронуло правый борт, его качнуло, по палубе загрохотали куски льда, а затем всё моментально стихло.
Увернулся!..
Айсберг остался далеко позади, и Титаник уже был готов посмеяться над своим приключением... и тут он почувствовал, как в его обшивку хлещет ледяная вода. А вслед за нею хлынул такой же ледяной ужас. Умом Титаник понимал, что ничего страшного с ним не могло случиться. Но этот ужас был древнее и глубже понимания, он поднимался откуда-то из тех времён, когда самые первые созданные человеком лодчонки разбивались и шли ко дну...
Титаник слышал, как капитан Смит отдал команду «Стоп машина!» Пароход остановился, сияя, как упавшая в волны звезда. В каютах задрожали стены, запрыгали мелкие предметы. Это разбудило пассажиров, которые уже спали, и заставило беспокойно замереть тех, кто ещё и не думал ложиться.
– Что произошло? Почему мы остановились? – спрашивали они друг друга.
– Что же это? – чувствуя подступающую панику, пробормотал лайнер. – Что со мной? Мистер Эндрюс, пожалуйста, помогите!
Но Томас Эндрюс спокойно спал в своей каюте. Конструктор Титаника не почувствовал столкновения с айсбергом и не услышал, как зовёт на помощь его корабль. Он проснулся только тогда, когда за ним пришли от капитана Смита. Моментально встав и одевшись, Эндрюс скоро вошёл на капитанский мостик.
– Мы столкнулись с айсбергом, – сказал ему Смит. – Вы должны помочь мне, нужно определить повреждения.
Два человека по спецтрапу спустились на нижние палубы Титаника. Всё время, что Эндрюс рассматривал его правый борт, пароход напряжённо молчал. «Всё хорошо, – уговаривал он себя, – со мной ничего страшного не могло случиться. Сейчас он скажет...»
И Эндрюс сказал чужим, далёким, ставшим неузнаваемым голосом.
– Корабль затонет. Это неизбежно, шесть отсеков повреждено. Мы ничего не можем сделать. Нам осталось часа два, не больше.
– Как так?! – вне себя от страха закричал Титаник. – Нет, нет! Это невозможно! Я же непотопляемый! Мистер Эндрюс, зачем вы такое говорите?.. я не могу... я не хочу утонуть! Ну скажите, прошу вас, скажите, что это неправда!
Увы, он сам чувствовал, что это правда! Вода прибывала с ужасающей быстротой, она уже заливала пять отсеков, она полностью затопила почтовое отделение, пробралась в каюты третьего класса... Титаник чувствовал её холод внутри себя, ему становилось трудно держаться на плаву.
– Мистер Эндрюс! – снова позвал он в отчаянии.
Но Томас Эндрюс, казалось, потерял способность слышать корабль. Ни слова не ответив Титанику, он вернулся с капитаном на мостик и там сообщил страшную весть офицерам. Эдвард Смит немедленно начал отдавать им приказания.
– Шлюпки на воду. Пассажиров собрать на шлюпочной палубе. Приготовиться к эвакуации.
И только тут Титаник поразила молнией вспыхнувшая мысль: люди! Его пассажиры, они же утонут вместе с ним! Он вдруг ясно вспомнил слова чертёжника Крисхолма: шлюпки отличные, но их мало... слишком мало!
От этой мысли холод пробрал пароход до самого дна души.
– Мистер Эндрюс! – закричал он снова. – Ох, пожалуйста, сделайте что-нибудь! Скажите всем людям, что беда, что надо спасаться!
Титаник мог бы и не просить своего конструктора об этом. Эндрюс уже шёл по каютам, стучался в каждую, сообщал о крушении, просил пассажиров надеть спасательные жилеты и подняться на шлюпочную палубу. Многие ему не верили. Титаник, великий непотопляемый Титаник казался им таким надёжным. Немыслимо было, чтобы он пошёл ко дну.
– Ах, что вы за глупцы! – ужасался пароход. Его страх за самого себя начисто испарился, он боялся теперь только за тех, кто доверил ему свои жизни. – Мистер Эндрюс, ну объясните им, вы же можете!
Эндрюс не мог спасти всех пассажиров Титаника и, конечно, это понимал. Но этого всё ещё не мог понять сам Титаник. Человек, создавший проект корабля, казался ему всесильным. Так ребёнок уверен, что его отец способен противостоять всему злу в мире...
На лестнице Эндрюс столкнулся с Крисхолмом. С ним были и остальные рабочие с верфи, семь человек. Главный чертёжник Харланд энд Вольф был мрачен более, чем обычно, но спокоен.
– Мы в машинное отделение, – коротко сообщил он Эндрюсу. – Помочь.
Титанику было стыдно смотреть на него. Этот неулыбчивый человек, казавшийся ему вечным брюзгой, на самом деле всё время думал только о безопасности пассажиров на борту построенного им лайнера – о чём сам корабль начисто забыл. Как он жалел теперь о своей ужасной спешке, о самонадеянности, о том, что не слушал предупреждений об опасности! Но жалеть было поздно, оставалось только держаться на плаву как можно дольше, чтобы люди успели спастись... И Титаник знал, что никто, кроме рабочих с верфи, инженеров и кочегаров в машинном отделении не поможет ему в этом...
– Я наверх, – ответил Крисхолму Эндрюс. – Помочь с эвакуацией.
Люди только коротко переглянулись друг с другом. Разговаривать теперь было некогда, надо было действовать.
А капитан Смит в это время направился в радиорубку, где отдал радистам приказ немедленно передать сигнал бедствия.
Над морем полетел зов на помощь. Его ловили корабли разных стран. Английский пароход Маунт Темпл, германский Франкфурт, американская Вирджиния, русская Бирма... Увы, все они были слишком далеко и ничем не могли помочь попавшему в беду товарищу.
Сигнал бедствия долетел и до маленькой Карпатии, парохода, принадлежавшего Кунард Лайн. Её радист немедленно бросился будить своего капитана.
– Сэр, Титаник тонет, они зовут на помощь! Мы к ним ближе всех... вот их координаты.
– Не так уж и близко… – Артур Рострон, капитан Карпатии, сонно щурился на листок с цифрами. Внезапно он встрепенулся: – Кто тонет? Титаник? Быть не может. Этот пароход непотопляем!
– Капитан! – воскликнула Карпатия. – Я чувствую, там беда. Скорее идём на помощь, я прошу вас.
Капитан Рострон умел слышать корабли. А Карпатию он не только понимал, но и безоговорочно доверял ей. Услышав её голос, человек не стал больше сомневаться и секунды.
– Курс на Титаник! – приказал он своей команде. – Полный вперёд!
Карпатия, направлявшаяся в Нью-Йорк, развернулась и, набирая ход, помчалась в обратную сторону – туда, откуда доносился сигнал бедствия. Её радист немедленно передал сообщение на тонущий корабль – мы идём к вам, спешим, как только можем.
Титаник о Карпатии никогда не слышал, но обрадовался вести от неё, как от старого друга. Сознание того, что кто-то всё-таки идёт к нему на помощь, придало ему сил. «Держаться! – думал он. – Во что бы то ни стало держаться, пока она не придёт! Она спасёт всех... Карпатия, миленькая, поспеши!»
Его матросы уже спускали шлюпки на воду. Пассажиры в спасательных жилетах столпились на шлюпочной палубе. Многие женщины плакали, но паники ещё не было. Они всё ещё не могли осознать...
Эдвард Смит распорядился сажать в шлюпки только женщин и детей. Мужчины признали, что капитан прав, и уступили места дамам. Но женщины не хотели спускаться в шлюпки, им было страшно. Кончилось тем, что первая из спущенных шлюпок отошла от Титаника наполовину пустой. Вот поплыла вторая... третья, четвёртая – тоже заполненные только на две трети...
Титаник смотрел на это, ужасаясь всё больше. Неужели люди не знают, что шлюпок и так мало? Почему они не занимают все места? Почему ничего не предпримет капитан Смит?
С каждой минутой пароход всё меньше понимал людей. На его нижних палубах в третьем классе было ещё полно народу, большинство до сих пор не знало о крушении, и никто не шёл предупредить их! А в первом классе некоторые мужчины, хоть и видели, что творится вокруг, спокойно продолжали беседу, сидя за столом!
Но больше всего Титаник был поражён, когда до него дошло, что с верхней палубы всё ещё звучит музыка. Восемь оркестрантов, облачившись в спасательные жилеты поверх фраков, играли весёлую жизнерадостную мелодию. Заглушаемая рёвом пара из труб лайнера, она всё-таки была слышна очень хорошо. Музыка смеялась, приплясывала и вообще вела себя неподобающим ситуации образом. «Что они творят, – думал корабль о музыкантах, – они сошли с ума?»
Но Уоллес Хартли, дирижёр Титаника, вовсе не сошёл с ума и прекрасно знал, что творит. Сейчас он впервые в жизни играл не для того, чтобы развлечь людей, а чтобы успокоить их, чтобы их тревога не переросла в панику.
А радисты продолжали передавать сигнал бедствия, и наконец он долетел до того, чьего ответа Титаник ждал больше всего.
Олимпик, шедший из Нью-Йорка, тоже весь день слышал о дрейфующих в Атлантике льдах. Приближаясь к опасному району, капитан Хэддок принял меры предосторожности – выставил дополнительных вперёдсмотрящих и снизил скорость. Но несмотря на это беспокойство не покидало корабль, с каждым часом оно усиливалось, крепло и к полуночи переросло в настоящий страх – необъяснимый, но неотвязный.
Когда его радиоприёмник поймал сигнал бедствия, Олимпик весь обратился к нему. Он чуть не закричал, когда услышал в эфире позывной Титаника.
– Мы столкнулись с айсбергом, – как сквозь туман, донёсся до него человеческий голос.
Радист Олимпика, как и люди на других кораблях, не сразу понял, что дело серьёзно.
– Мы должны идти на помощь? – спросил он. – Или вы сами дойдёте?
– Мы сажаем женщин в лодки, – коротко ответил приёмник, и передача прервалась.
Брат! Братишка мой! Как же случилась с тобой такая беда?
Охваченный предчувствием горя, Олимпик помчался на помощь Титанику. Он был слишком далеко и понимал, что не успеет. А если и спасёт людей, то всё равно не сможет помочь брату – он затонет всё равно. Но Олимпик гнал от себя эти мысли. Доплыть, только бы доплыть, увидеть его, услышать голос, а там видно будет! Должна же быть какая-то надежда!
– Братик, – шептал Титаник, не сдерживая слёз, – прости меня, прости, родной...
Он погружался в воду всё больше и больше. Вот она уж полностью залила носовую палубу, затем прогулочную третьего класса. Матросы засуетились, заспешили со спуском шлюпок. Пассажиры тоже наконец осознали, что близится гибель. Музыка оркестра Хартли больше не могла их успокоить – началась паника.
Толкаясь и сбивая друг друга с ног, с почерневшими от страха глазами люди кинулись к шлюпкам. Многие мужчины, разом позабыв наказ капитана, тоже пытались занять в них места, другие яростно преграждали им путь. Кричали женщины, потерявшие в суматохе детей, повсюду слышался плач. Когда кто-то попытался прыгнуть в шлюпку с верхней палубы, выдержка изменила одному из помощников капитана. Он выхватил пистолет и выстрелил. Пуля никого не задела, но люди перепугались ещё больше. Некоторые женщины упали в обморок.
Титаник в этот момент больше всего на свете хотел тоже потерять сознание. Никогда раньше он не видел, чтобы люди становились такими страшными. Их дикий ужас наполнял его всего, раздирая душу. Но сознания потерять он не мог и должен был снова и снова видеть, как они бегут, толкаются, падают, слышать их крики... Раздались ещё выстрелы, но они уже не могли напугать людей, куда больше напуганных угрозой смерти в ледяной воде.
Наконец последняя, восемнадцатая шлюпка отошла от Титаника. Большая часть пассажиров всё ещё оставалась на борту гибнущего корабля. Надеяться теперь они могли только на чудо.
Вот уже и шлюпочную палубу стало заливать водой. Мутным от тоски взглядом Титаник искал Эндрюса, надеясь не найти его среди оставшихся. В последний раз он видел своего конструктора, когда тот помогал пассажирам спускаться в шлюпки. Успел ли сесть сам?..
А Томас Эндрюс в одиночестве сидел у камина в курительном зале первого класса. Напротив него висела картина, изображавшая порт Плимут. Титаник знал, что на обратном пути из Нью-Йорка должен был зайти туда. Эндрюс смотрел на картину, но словно не видел, его взгляд был направлен куда-то сквозь неё. Спасательный жилет лежал рядом с ним, и Титаник с ужасом понял, что человек не собирается им воспользоваться.
– Мистер Эндрюс, что же вы делаете? – закричал корабль дрожащим от боли голосом. – Бегите, спасайте свою жизнь, пока есть время! Пожалуйста! Я не хочу, чтобы вы погибали со мной... только не вы!..
Бесполезно. Эндрюс ничего не слышал. О чём он думал, что видел там, перед собой?.. Титаник вспомнил ночь в Белфасте, маленькую круглую Хэлен Эндрюс, её полные любви и восторга глаза... вспомнил, каким счастьем светился Эндрюс после рождения дочки. И с новой силой душу корабля стиснула смертельная тоска.
– Титаник, – вдруг сказал человек.
Слово прозвучало так неожиданно, что Титаник не сразу поверил, что действительно его услышал. Ему казалось, что Эндрюс перестал его понимать, а тот... неужели всё это время просто не отвечал?..
– Да?.. – отозвался пароход, хотел добавить «мистер Эндрюс», но запнулся и умолк.
– Не бойся, – тихо произнёс человек, и столько тепла прозвучало в этом коротком слове, что от него вздрогнула замёрзающая душа корабля.
«Я не боюсь», – хотел ответить Титаник, но вместо этого с трудом выговорил:
– Простите меня.
– И ты меня прости. Я где-то ошибся.
Голос человека был спокоен. Титаник хотел бы ещё его услышать, почувствовать его силу и тепло, но Эндрюс умолк, всё так же глядя перед собой, и больше не произнёс ни слова.
Сил держаться не оставалось. Титаник чувствовал, что умирает. Он ещё жил над водой, но там, где она быстро и равнодушно заполняла отсеки тёмной тяжестью, его уже не было. Страшно и мучительно было умирать вот так – в первом рейсе, не успев ни разу пересечь океан, не увидев далёкий берег. Но ещё страшнее было понимание, что люди не сумеют спастись. Он уйдёт на дно с ними – мёртвыми. И никто не придёт на помощь, ни один корабль, даже Олимпик не успеет... и бессмысленные греческие боги, в честь которых назвали их с братом, ничем не помогут.
Титаник вздрогнул всем корпусом, и его потащило под воду.
И почти тут же музыка на верхней палубе зазвучала с новой силой. Но это была уже не та весёлая мелодия, что плясала, когда начинали спускать шлюпки. Тихий скорбный напев разлился по палубе, поднялся и начал медленно возноситься к небу.
Это был гимн «Ближе, Господь, к Тебе».
Оркестр играл на парадной лестнице первого класса. Бледное лицо дирижёра словно лучилось каким-то неземным светом. Звуки были полны боли, и в то же время слышалась в них бесконечно чистая надежда. Музыка звала, музыка летела, тянулась через холодное море, словно ждала, что её подхватят добрые сильные руки. Чьи это были руки – Титаник не знал, но тоже потянулся к ним всей душой.
– Помоги, прошу тебя, – просил он тихо. – Не знаю, кто ты и где, но если рядом – помоги, спаси. Слышишь, как они зовут? Должно быть, ты больше моря и сильнее смерти... и можешь больше, чем люди. Так спаси их, пожалуйста! И ещё братика моего, Олимпика... пусть с ним никогда не случится того, что со мной!..
Никто из людей на Титанике не слышал этой сбивчивой, неуклюжей молитвы. Охваченные ужасом, они не слышали уже даже самих себя. Пароход быстро тонул, на глазах разваливаясь на куски. Корма задралась вверх, отломилась первая труба, затем вторая. На палубах, вставших почти вертикально, уже невозможно было удержаться, и люди падали в ледяную, моментально сжимающую сердце и горло воду.
Но Титаник этого уже не видел. Теряя части корпуса, он всё больше терял и связь с действительностью. Мысли сбивались, путались. Когда холодная непроницаемая тьма накрыла корабль, он уже не понял, что это вода попала в электрооборудование, вызвав короткое замыкание...
Перепуганные люди на шлюпках увидели, как громада лайнера, разом из сияющей ставшая чёрной, качнулась и переломилась пополам. Корма с грохотом обрушилась вниз на всё ещё барахтавшихся в воде людей. Чёрная вода яростно рванулась внутрь корпуса, сметая всё на своём пути, круша палубы и переборки. Однако она очень быстро успокоилась и медленно, даже как будто устало улеглась, хороня под собой огромный корабль и его пассажиров.
А где-то всё ещё слишком далеко плыла, выбиваясь из сил, маленькая Карпатия. Её двигатели работали на последнем пределе. Артур Рострон распорядился отключить на судне электричество и отопление, чтобы направить драгоценную энергию пара только на скорость.
– Давай, моя девочка, – просил капитан свой корабль. – Сделай всё, что можешь! Постарайся!
И Карпатия старалась, вместо допустимых четырнадцати узлов она уже делала семнадцать, о которых и мечтать-то никогда не смела. Дважды она сама чуть не налетела на айсберги, чудом избежав столкновения. Но капитан Рострон не думал о безопасности судна, как не думала о ней и сама Карпатия. У неё была только одна мысль – успеть, успеть!..
Лишь когда лучи рассвета коснулись поверхности океана, впередсмотрящие на Карпатии заметили первую шлюпку. Затем показалась вторая, третья... Но нигде, даже на горизонте, не было видно прекрасного лайнера.
– Не успел... – капитан Рострон устало склонился на штурвал. – Опоздал... О, Господи! О, Господи!
– Капитан, – горестно шепнула Карпатия, – но это же не вы... Это я не успела.
Она была маленьким тихоходным пароходом и никогда не жалела об этом, никогда не завидовала ни Лузитании, ни Мавритании, ни другим кораблям, которые были больше и быстрее, чем она. Карпатия просто знала, что хорошо выполняет работу, данную людьми, и была спокойна. Но сейчас сознание собственного бессилия причиняло ей такую боль, что душа разрывалась.
«Если бы я плыла быстрее... я бы успела... я бы могла спасти всех!»
Капитан Рострон приказал матросам принять пассажиров Титаника на борт и сам пошёл им помочь. И тогда Карпатия, не в силах больше сдерживаться, горько заплакала.