Сибирский тихоход
Предисловие
Неправильно думать, что корабли – неживые.
Кто-то может возразить: ну как же, разве живые? Большие металлические машины, и всё тут. Металл – он холодный, и жизни в нём ни капли. Ну да, есть ещё двигатель, он горячий, но это он просто от работы нагревается. Это люди, которые плавают на кораблях, живые, а сами корабли – огромные, но бездушные творения человеческих рук.
Вот тут-то и ошибка.
читать дальшеЭто как же, позвольте, творение человеческих рук может быть бездушным? Тем более, такое прекрасное, как корабль. Ведь эти самые руки отдают ему свои тепло и умения. Люди строят корабль прочным, надёжным. Чтобы корпус выдержал любые шторма. Чтоб обшивка не заржавела от морской воды. Чтобы двигатель работал без перебоев, и весело крутились винты, разгоняя воду, и быстро, легко мчался корабль по волнам. Снаружи его красят, чтобы вид его радовал глаз в море или в порту. А внутри делают удобные каюты, прогулочные палубы, рестораны, ставят самую красивую мебель – чтобы корабль стал уютным, чтобы жило в нём тепло и поддерживало в трудном плавании. Всё самое лучшее люди вкладывают в постройку корабля. А ещё они дают ему имя. Оно всегда звучное и гордое, и всегда напоминает о чём-то прочном и надёжном, как земля – чтобы корабль обязательно пересёк такое изменчивое, вероломное море и достиг желанного берега.
Но постойте, опять же возразит кто-то, всё это люди делают для самих себя, только для себя! Не просто же так они строят корабль, а чтобы плавать на нём! Никому неохота в плавании чувствовать себя неуютно и в конце концов утонуть – вот и стараются сделать судно надёжным и удобным. И во всяком случае непонятно, как оно от этого становится живым.
В этом, конечно, есть своя правда.
И всё-таки люди любят корабли, свои творения. И не только строители. Капитан, который ведёт судно по морям, тоже. И матросы, и пассажиры, и те, кто встречает их на берегу – все отдают кораблю немного любви. А тот, кто любим, неживым быть не может. Это просто так и есть.
Корабли так похожи на людей. Как и люди, они разные – добрые, злые, смелые, хитрые, гордые, чуткие, равнодушные, строгие, легкомысленные. Как и люди, они радуются, огорчаются, негодуют, злятся, стремятся, мечтают, чувствуют счастье и боль. Они смеются, хотя людям не слышен их смех. Они плачут, хотя людям не видно их слёз – может, и бывают слёзы, да только их тут же смывает вода.
Корабли разговаривают друг с другом, когда встречаются в порту. Они могут говорить и с людьми. Но только тот человек, который их хорошо знает и любит, сможет их понять.
Как и люди, корабли рождаются, живут и умирают. Их жизнь им не подвластна – но ведь так же и у людей.
И также, как людям, кораблям доступны два великих дара – быть собой и любить. Кому-то он дан от рождения, кто-то приобретает его, а кто-то и теряет.
Это история о кораблях и их пути.
Глава первая
Когда рождается корабль? В тот момент, когда компания-владелец решает, что ей нужно новое судно? Или же тогда, когда на бумаге появляются его первые чертежи? А может быть, гораздо позже, когда уже построенный корабль спускают на воду? Что верно, то верно, в этот момент для него начинается самая настоящая жизнь. И всё-таки рождается корабль раньше – когда на верфи закладывают его киль.
Киль корабля, который будет героем этой истории, заложили 16 декабря 1908 года на верфи «Харланд энд Вольф» в Белфасте. Первым, что он ясно помнил в своей жизни, были солнце, играющее на стапелях, и красивый человек, смотрящий на него с улыбкой. Этот взгляд смутил будущий пароход.
– Почему вы на меня так смотрите? – спросил он. – Со мной что-то не то?
– Ты сейчас просто киль, и с тобой всё в порядке, – ответил человек. – Я думаю о том, что ты скоро станешь самым большим и красивым кораблём на свете.
Киль молчал. Этот человек ему нравился. И вообще нравилось всё вокруг. Стапеля и тот кусочек верфи, который он видел, небо и неяркое зимнее солнце, и прохладный воздух, а больше всего – вода, море совсем близко...
– Давай знакомиться, – сказал человек. – Я Томас Эндрюс.
– А я... – киль на несколько секунд растерялся и вдруг уверенно произнёс. – Олимпик.
Он и сам не мог бы сказать, откуда взял это имя. Должно быть, кто-то из рабочих, закладывавших двутавр киля, упомянул, а он и запомнил.
– Верно, – кивнул Эндрюс, – «Олимпик». Будущий трансатлантический лайнер. А я твой конструктор.
– Вы будете меня строить?
– Ну, не я один. Но, в общем, да.
– Спасибо.
– Обещаю, тебе понравится, – снова улыбнулся Эндрюс, похлопал по килю рукой и спрыгнул со стапелей.
Хотя у будущего корабля пока был только киль, он уже был уверен в своём предназначении – плавать по морю, заходить в порты и снова в море, всегда в движении... В этом, пожалуй, одно из главных отличий корабля от человека. Кораблю обычно заранее известно, для чего он приходит в мир, и свернуть с этого пути по своей воле ему гораздо труднее.
Но Олимпик и не думал об этом. Море привлекало его, манило. Он терпеливо ждал, когда сможет отправиться в плавание – и был благодарен людям, которые его строили, за то, что они изо всех сил старались ускорить для него этот момент.
Люди ему тоже нравились, почти так же сильно, как море. Он восхищался ими, как восхищается ребёнок своими родителями. Он был больше любого из них уже сейчас, даже только отдельные его детали были больше. А со временем, корабль знал, он станет просто огромным, и люди будут казаться ему совсем крошками. Но как раз это впечатляло его больше всего. Они, такие маленькие, создавали его, такого громадного. У них была цель, и они не отступали, хотя их труд (Олимпик это чувствовал) был нелёгким. Стояла зима, но мало кому на верфи было холодно – так усердно работали люди. Их были тысячи. Они не прекращали постройку корабля ни днём, ни ночью. Олимпик наблюдал за ними с удовольствием. Рабочие были такие разные – и крепкие взрослые мужчины и совсем ещё мальчишки, и уже почти старики. Они работали руками и на машинах, таскали доски, поднимали и крепили металлические детали конструкций. Со многими делами никто из них не справился бы в одиночку, но вместе люди творили невозможное. Трудясь над кораблём, они разговаривали, кричали, перебрасывались шутками, смеялись, спорили, ругались. Когда случались ссоры, это не нравилось Олимпику, хотя он не мог бы сказать, почему. Он объяснял себе это тем, что тогда работа шла медленнее, а порой и совсем останавливалась. Но в глубине души он чувствовал, что дело не в этом. К счастью, раздоры бывали редко и недолго, обычно работа кипела дружная и слаженная.
Корпус корабля постепенно обретал форму. Уже можно было понять, где нос, а где корма, начали появляться палубы и переборки. Слушая разговоры инженеров, Олимпик постепенно разбирался в собственной конструкции и снова восхищался людьми, которые её придумали.
А зима тем временем закончилась. Солнце стало ярче и выше, по-новому запахло море. И вот в конце первого весеннего месяца, в последние его дни Олимпик заметил, что на стапелях слева от него происходит что-то новое, необычное. Там тоже работали люди. Они были удивительно оживлены.
– Мистер Эндрюс! – окликнул корабль проходившего мимо конструктора.
– Да, Олимпик?
Чтобы взглянуть на строящееся судно, Эндрюсу уже приходилось высоко задирать голову, но человека это, судя по всему, только радовало.
– Что там происходит? – спросил пароход.
– Там? – конструктор с лукавой ухмылкой кивнул на соседние стапеля. – Сам догадаешься?
– Неужели начали строить ещё один корабль? – в волнении спросил Олимпик, не смея поверить своему счастью. Подумать только, здесь будет ещё один такой же, как он!
– Вот умница, сообразил! – улыбнулся Эндрюс. – Да, это новый корабль. Титаник, твой родной брат.
С первых минут жизни Титаника стало понятно, что характер у него пылкий и восторженный. Он восхищался всем вокруг, а более всего – самим собою.
– А ты знаешь, – увлечённо рассказывал он Олимпику, – почему нам дали такие имена?
Олимпик знал, но притворился, что никогда не слышал об этом, видя, что брат весь горит желанием поделиться с ним этой новостью.
– Были когда-то такие боги... самые сильные в мире существа, – в упоении рассказывал Титаник. – Олимпийцы, титаны и гиганты. Вот нас с тобой в честь первых двух и назвали. А потом ещё построят нашего третьего брата, он будет Гигантик. И мы трое будем сильнее и быстрее всех в море!
– А знаешь ты, для чего нас с тобой строят?.. – с загадочным видом спросил Титаник в другой раз.
– Плавать, возить людей, зачем же ещё? – несколько удивился такому очевидному вопросу Олимпик.
– Ну, это само собой, – в голосе Титаника слышалось лёгкое раздражение, точно старший брат сказал какую-то глупость. – Но я совсем не об этом.
– А о чём?
– Есть два корабля – Лузитания и Мавритания. Говорят, они самые большие и самые быстрые корабли в Англии, да и вообще в мире, – эти слова Титаник произнёс с явным сомнением. – Ну вот, нас и строят для того, чтобы их превзойти! Мы будем больше – гораздо больше! И во много раз красивее. Люди так говорили. А ещё у Мавритании есть Голубая лента Атлантики.
– Голубая лента?..
– Да! Это награда, её дают самому быстрому кораблю в океане. Вот бы обогнать Мавританию и отобрать у неё эту ленту!.. – голос Титаника стал совсем мечтательным.
– Собираешься сделать это? – поинтересовался Олимпик.
– Мистер Эндрюс говорит, что я не смогу, – помрачнел Титаник. – Не те, мол, у меня технические параметры. Но параметры – это одно, а желание тоже много значит!.. Мы ещё посмотрим!
Олимпик слушал и только улыбался. Дух соперничества был ему совершенно чужд. Он хотел только плавать. Наконец-то выйти в море, почувствовать его простор, испытать в нём собственные силы. Но до этого обоим братьям было ещё далеко. Им оставалось только любоваться морем со стапелей, мечтать, коротать время в беседах друг с другом и слушать разговоры рабочих.
Корабли потом не могли вспомнить, кто из людей впервые произнёс при них это слово – «непотопляемый». Но оно их очень удивило и заставило призадуматься. Ни Олимпику, ни Титанику прежде не приходила мысль о том, что корабли могут тонуть. А оказывалось, что если внутрь корпуса судна попадало много воды, то оно теряло плавучесть и очень быстро шло ко дну. Но им обоим, если только верить людям, это не грозило. Титаника это не удивило.
– Ну да ещё бы! – уверенно заявил он. – Стали бы люди строить такие отличные корабли, как мы, если бы знали, что мы можем утонуть! Конечно, они позаботились о том, чтобы с нами не случилось ничего подобного.
Олимпик был настроен более скептически.
– Раз другие корабли тонут, то почему не можем мы с тобой? Нет, что-то тут не то. Надо спросить мистера Эндрюса об этом.
Братья так и сделали, когда Эндрюс пришёл к ним в следующий раз. Конструктор немедленно уселся между кораблями и, разложив перед собой чертежи, начал объяснять.
– Вот смотрите, здесь система переборок и отсеков... Отсеков всего 16. Переборки водонепроницаемые и очень прочные, надёжно разделяют отсеки, чтобы вода не могла переливаться из одного в другой. Так что, если даже 4 отсека будут повреждены и залиты водой, запаса плавучести вам хватит, чтобы держаться на поверхности океана. Понятно?
– Вот видишь! – торжествующе воскликнул Титаник.
– А если, – неуверенно спросил Олимпик, – более четырёх отсеков будут повреждены?
– Такого не будет, – успокоил его Эндрюс. – В мирное время, по крайней мере, это практически невозможно. В войну, конечно, да, всякое может случиться... Но войны не будет.
– Что такое война? – быстро спросил Титаник.
– Мистер Эндрюс, сэр! – закричал кто-то их рабочих со стороны кормы Олимпика. – Можете подойти сюда на минуту? А... с кем это вы там разговариваете?
Эндрюс поднялся на ноги.
– Работать надо... В другой раз расскажу вам о войне. Это сложно.
Но к этому разговору вернуться им так и не пришлось, о чём Олимпик не жалел. Он сразу почувствовал, что в этой самой войне, из-за которой могут утонуть даже они с Титаником, нет ничего хорошего. Ни для кораблей, ни для людей. А о плохом думать ему не хотелось. Тем более, раз этой войны не будет всё равно.
Что касается Титаника, после разговора о непотопляемости он окончательно уверился в том, что они с Олимпиком будут лучшими кораблями в Атлантике. Ему хотелось как можно скорее выйти в море и всем показать, на что он способен.
А время шло. Наступил 1910 год. К концу лета Олимпик был почти достроен. Он был настоящим гигантом в 45 тысяч тонн весом, 882 фута длиной. Титаник явно восхищался братом.
– Ты великолепен! До чего же молодцы люди! Каким они тебя сделали... потрясающим!
– И ты таким будешь, – спокойно отвечал Олимпик. – Даже лучше.
Он не думал о собственном величии. Он уже вообще не был способен думать о чём-то, кроме своего спуска на воду. Этот день должен был настать совсем скоро, и душа корабля замирала от радостного волнения.
Решила, что буду иллюстрировать свою историю фотками.
Олимпик (справа) и Титаник (слева) рядом на стапелях.

Неправильно думать, что корабли – неживые.
Кто-то может возразить: ну как же, разве живые? Большие металлические машины, и всё тут. Металл – он холодный, и жизни в нём ни капли. Ну да, есть ещё двигатель, он горячий, но это он просто от работы нагревается. Это люди, которые плавают на кораблях, живые, а сами корабли – огромные, но бездушные творения человеческих рук.
Вот тут-то и ошибка.
читать дальшеЭто как же, позвольте, творение человеческих рук может быть бездушным? Тем более, такое прекрасное, как корабль. Ведь эти самые руки отдают ему свои тепло и умения. Люди строят корабль прочным, надёжным. Чтобы корпус выдержал любые шторма. Чтоб обшивка не заржавела от морской воды. Чтобы двигатель работал без перебоев, и весело крутились винты, разгоняя воду, и быстро, легко мчался корабль по волнам. Снаружи его красят, чтобы вид его радовал глаз в море или в порту. А внутри делают удобные каюты, прогулочные палубы, рестораны, ставят самую красивую мебель – чтобы корабль стал уютным, чтобы жило в нём тепло и поддерживало в трудном плавании. Всё самое лучшее люди вкладывают в постройку корабля. А ещё они дают ему имя. Оно всегда звучное и гордое, и всегда напоминает о чём-то прочном и надёжном, как земля – чтобы корабль обязательно пересёк такое изменчивое, вероломное море и достиг желанного берега.
Но постойте, опять же возразит кто-то, всё это люди делают для самих себя, только для себя! Не просто же так они строят корабль, а чтобы плавать на нём! Никому неохота в плавании чувствовать себя неуютно и в конце концов утонуть – вот и стараются сделать судно надёжным и удобным. И во всяком случае непонятно, как оно от этого становится живым.
В этом, конечно, есть своя правда.
И всё-таки люди любят корабли, свои творения. И не только строители. Капитан, который ведёт судно по морям, тоже. И матросы, и пассажиры, и те, кто встречает их на берегу – все отдают кораблю немного любви. А тот, кто любим, неживым быть не может. Это просто так и есть.
Корабли так похожи на людей. Как и люди, они разные – добрые, злые, смелые, хитрые, гордые, чуткие, равнодушные, строгие, легкомысленные. Как и люди, они радуются, огорчаются, негодуют, злятся, стремятся, мечтают, чувствуют счастье и боль. Они смеются, хотя людям не слышен их смех. Они плачут, хотя людям не видно их слёз – может, и бывают слёзы, да только их тут же смывает вода.
Корабли разговаривают друг с другом, когда встречаются в порту. Они могут говорить и с людьми. Но только тот человек, который их хорошо знает и любит, сможет их понять.
Как и люди, корабли рождаются, живут и умирают. Их жизнь им не подвластна – но ведь так же и у людей.
И также, как людям, кораблям доступны два великих дара – быть собой и любить. Кому-то он дан от рождения, кто-то приобретает его, а кто-то и теряет.
Это история о кораблях и их пути.
Глава первая
Когда рождается корабль? В тот момент, когда компания-владелец решает, что ей нужно новое судно? Или же тогда, когда на бумаге появляются его первые чертежи? А может быть, гораздо позже, когда уже построенный корабль спускают на воду? Что верно, то верно, в этот момент для него начинается самая настоящая жизнь. И всё-таки рождается корабль раньше – когда на верфи закладывают его киль.
Киль корабля, который будет героем этой истории, заложили 16 декабря 1908 года на верфи «Харланд энд Вольф» в Белфасте. Первым, что он ясно помнил в своей жизни, были солнце, играющее на стапелях, и красивый человек, смотрящий на него с улыбкой. Этот взгляд смутил будущий пароход.
– Почему вы на меня так смотрите? – спросил он. – Со мной что-то не то?
– Ты сейчас просто киль, и с тобой всё в порядке, – ответил человек. – Я думаю о том, что ты скоро станешь самым большим и красивым кораблём на свете.
Киль молчал. Этот человек ему нравился. И вообще нравилось всё вокруг. Стапеля и тот кусочек верфи, который он видел, небо и неяркое зимнее солнце, и прохладный воздух, а больше всего – вода, море совсем близко...
– Давай знакомиться, – сказал человек. – Я Томас Эндрюс.
– А я... – киль на несколько секунд растерялся и вдруг уверенно произнёс. – Олимпик.
Он и сам не мог бы сказать, откуда взял это имя. Должно быть, кто-то из рабочих, закладывавших двутавр киля, упомянул, а он и запомнил.
– Верно, – кивнул Эндрюс, – «Олимпик». Будущий трансатлантический лайнер. А я твой конструктор.
– Вы будете меня строить?
– Ну, не я один. Но, в общем, да.
– Спасибо.
– Обещаю, тебе понравится, – снова улыбнулся Эндрюс, похлопал по килю рукой и спрыгнул со стапелей.
Хотя у будущего корабля пока был только киль, он уже был уверен в своём предназначении – плавать по морю, заходить в порты и снова в море, всегда в движении... В этом, пожалуй, одно из главных отличий корабля от человека. Кораблю обычно заранее известно, для чего он приходит в мир, и свернуть с этого пути по своей воле ему гораздо труднее.
Но Олимпик и не думал об этом. Море привлекало его, манило. Он терпеливо ждал, когда сможет отправиться в плавание – и был благодарен людям, которые его строили, за то, что они изо всех сил старались ускорить для него этот момент.
Люди ему тоже нравились, почти так же сильно, как море. Он восхищался ими, как восхищается ребёнок своими родителями. Он был больше любого из них уже сейчас, даже только отдельные его детали были больше. А со временем, корабль знал, он станет просто огромным, и люди будут казаться ему совсем крошками. Но как раз это впечатляло его больше всего. Они, такие маленькие, создавали его, такого громадного. У них была цель, и они не отступали, хотя их труд (Олимпик это чувствовал) был нелёгким. Стояла зима, но мало кому на верфи было холодно – так усердно работали люди. Их были тысячи. Они не прекращали постройку корабля ни днём, ни ночью. Олимпик наблюдал за ними с удовольствием. Рабочие были такие разные – и крепкие взрослые мужчины и совсем ещё мальчишки, и уже почти старики. Они работали руками и на машинах, таскали доски, поднимали и крепили металлические детали конструкций. Со многими делами никто из них не справился бы в одиночку, но вместе люди творили невозможное. Трудясь над кораблём, они разговаривали, кричали, перебрасывались шутками, смеялись, спорили, ругались. Когда случались ссоры, это не нравилось Олимпику, хотя он не мог бы сказать, почему. Он объяснял себе это тем, что тогда работа шла медленнее, а порой и совсем останавливалась. Но в глубине души он чувствовал, что дело не в этом. К счастью, раздоры бывали редко и недолго, обычно работа кипела дружная и слаженная.
Корпус корабля постепенно обретал форму. Уже можно было понять, где нос, а где корма, начали появляться палубы и переборки. Слушая разговоры инженеров, Олимпик постепенно разбирался в собственной конструкции и снова восхищался людьми, которые её придумали.
А зима тем временем закончилась. Солнце стало ярче и выше, по-новому запахло море. И вот в конце первого весеннего месяца, в последние его дни Олимпик заметил, что на стапелях слева от него происходит что-то новое, необычное. Там тоже работали люди. Они были удивительно оживлены.
– Мистер Эндрюс! – окликнул корабль проходившего мимо конструктора.
– Да, Олимпик?
Чтобы взглянуть на строящееся судно, Эндрюсу уже приходилось высоко задирать голову, но человека это, судя по всему, только радовало.
– Что там происходит? – спросил пароход.
– Там? – конструктор с лукавой ухмылкой кивнул на соседние стапеля. – Сам догадаешься?
– Неужели начали строить ещё один корабль? – в волнении спросил Олимпик, не смея поверить своему счастью. Подумать только, здесь будет ещё один такой же, как он!
– Вот умница, сообразил! – улыбнулся Эндрюс. – Да, это новый корабль. Титаник, твой родной брат.
С первых минут жизни Титаника стало понятно, что характер у него пылкий и восторженный. Он восхищался всем вокруг, а более всего – самим собою.
– А ты знаешь, – увлечённо рассказывал он Олимпику, – почему нам дали такие имена?
Олимпик знал, но притворился, что никогда не слышал об этом, видя, что брат весь горит желанием поделиться с ним этой новостью.
– Были когда-то такие боги... самые сильные в мире существа, – в упоении рассказывал Титаник. – Олимпийцы, титаны и гиганты. Вот нас с тобой в честь первых двух и назвали. А потом ещё построят нашего третьего брата, он будет Гигантик. И мы трое будем сильнее и быстрее всех в море!
– А знаешь ты, для чего нас с тобой строят?.. – с загадочным видом спросил Титаник в другой раз.
– Плавать, возить людей, зачем же ещё? – несколько удивился такому очевидному вопросу Олимпик.
– Ну, это само собой, – в голосе Титаника слышалось лёгкое раздражение, точно старший брат сказал какую-то глупость. – Но я совсем не об этом.
– А о чём?
– Есть два корабля – Лузитания и Мавритания. Говорят, они самые большие и самые быстрые корабли в Англии, да и вообще в мире, – эти слова Титаник произнёс с явным сомнением. – Ну вот, нас и строят для того, чтобы их превзойти! Мы будем больше – гораздо больше! И во много раз красивее. Люди так говорили. А ещё у Мавритании есть Голубая лента Атлантики.
– Голубая лента?..
– Да! Это награда, её дают самому быстрому кораблю в океане. Вот бы обогнать Мавританию и отобрать у неё эту ленту!.. – голос Титаника стал совсем мечтательным.
– Собираешься сделать это? – поинтересовался Олимпик.
– Мистер Эндрюс говорит, что я не смогу, – помрачнел Титаник. – Не те, мол, у меня технические параметры. Но параметры – это одно, а желание тоже много значит!.. Мы ещё посмотрим!
Олимпик слушал и только улыбался. Дух соперничества был ему совершенно чужд. Он хотел только плавать. Наконец-то выйти в море, почувствовать его простор, испытать в нём собственные силы. Но до этого обоим братьям было ещё далеко. Им оставалось только любоваться морем со стапелей, мечтать, коротать время в беседах друг с другом и слушать разговоры рабочих.
Корабли потом не могли вспомнить, кто из людей впервые произнёс при них это слово – «непотопляемый». Но оно их очень удивило и заставило призадуматься. Ни Олимпику, ни Титанику прежде не приходила мысль о том, что корабли могут тонуть. А оказывалось, что если внутрь корпуса судна попадало много воды, то оно теряло плавучесть и очень быстро шло ко дну. Но им обоим, если только верить людям, это не грозило. Титаника это не удивило.
– Ну да ещё бы! – уверенно заявил он. – Стали бы люди строить такие отличные корабли, как мы, если бы знали, что мы можем утонуть! Конечно, они позаботились о том, чтобы с нами не случилось ничего подобного.
Олимпик был настроен более скептически.
– Раз другие корабли тонут, то почему не можем мы с тобой? Нет, что-то тут не то. Надо спросить мистера Эндрюса об этом.
Братья так и сделали, когда Эндрюс пришёл к ним в следующий раз. Конструктор немедленно уселся между кораблями и, разложив перед собой чертежи, начал объяснять.
– Вот смотрите, здесь система переборок и отсеков... Отсеков всего 16. Переборки водонепроницаемые и очень прочные, надёжно разделяют отсеки, чтобы вода не могла переливаться из одного в другой. Так что, если даже 4 отсека будут повреждены и залиты водой, запаса плавучести вам хватит, чтобы держаться на поверхности океана. Понятно?
– Вот видишь! – торжествующе воскликнул Титаник.
– А если, – неуверенно спросил Олимпик, – более четырёх отсеков будут повреждены?
– Такого не будет, – успокоил его Эндрюс. – В мирное время, по крайней мере, это практически невозможно. В войну, конечно, да, всякое может случиться... Но войны не будет.
– Что такое война? – быстро спросил Титаник.
– Мистер Эндрюс, сэр! – закричал кто-то их рабочих со стороны кормы Олимпика. – Можете подойти сюда на минуту? А... с кем это вы там разговариваете?
Эндрюс поднялся на ноги.
– Работать надо... В другой раз расскажу вам о войне. Это сложно.
Но к этому разговору вернуться им так и не пришлось, о чём Олимпик не жалел. Он сразу почувствовал, что в этой самой войне, из-за которой могут утонуть даже они с Титаником, нет ничего хорошего. Ни для кораблей, ни для людей. А о плохом думать ему не хотелось. Тем более, раз этой войны не будет всё равно.
Что касается Титаника, после разговора о непотопляемости он окончательно уверился в том, что они с Олимпиком будут лучшими кораблями в Атлантике. Ему хотелось как можно скорее выйти в море и всем показать, на что он способен.
А время шло. Наступил 1910 год. К концу лета Олимпик был почти достроен. Он был настоящим гигантом в 45 тысяч тонн весом, 882 фута длиной. Титаник явно восхищался братом.
– Ты великолепен! До чего же молодцы люди! Каким они тебя сделали... потрясающим!
– И ты таким будешь, – спокойно отвечал Олимпик. – Даже лучше.
Он не думал о собственном величии. Он уже вообще не был способен думать о чём-то, кроме своего спуска на воду. Этот день должен был настать совсем скоро, и душа корабля замирала от радостного волнения.
Решила, что буду иллюстрировать свою историю фотками.
Олимпик (справа) и Титаник (слева) рядом на стапелях.

@темы: Путь корабля
Я тоже рада.
Да, они славные. Я люблю их очень.
Потрясающе!)