Сибирский тихоход
Глава пятая
Олимпик не смог сдержать данное брату обещание. В конце февраля 1912 года на пути в Англию лайнер напоролся на затонувший корабль и потерял лопасть винта. Винты у Олимпика были огромные, больше, чем у других пароходов, и заменить любой из них было не так-то просто. Снова потребовался дорогостоящий ремонт, снова Олимпик потерял три недели на верфи в Белфасте, а на недостроенном Титанике были приостановлены все работы. Смутная, но неотвязная тревога нависла над братьями.
читать дальшеВсё яснее и яснее понимал Олимпик, что из-за непрекращающихся аварий он теряет не только время и деньги пароходной компании, но и свою репутацию надёжного судна. Это казалось ему ужасным. Он был создан возить пассажиров через океан и знал, что только в этом задача и смысл его жизни. Но кто же захочет плыть на корабле, с которым постоянно что-нибудь случается? Так, чего доброго, люди рано или поздно вовсе откажутся иметь с ним дело. А хуже всего то, что из-за него они могут потерять доверие и к Титанику. Он ведь близнец Олимпика, их почти не отличить. А если один из двух одинаковых кораблей без конца создаёт проблемы, то где гарантии, что не подведёт и второй?
Похожими мыслями маялся и Титаник. Он по-прежнему ни в чём не мог винить своего брата, он был склонен скорее считать, что в Атлантике все буксиры, крейсеры и даже давно затонувшие корабли неизвестно за какие обиды (а вернее, думал младший пароход, что просто из зависти) ополчились на них с Олимпиком и задумали во что бы то ни стало испортить им карьеру. Но пусть они не думают, что это им удастся! Он, Титаник, им всем покажет!
– Братик! – однажды сказал он Олимпику, когда ему показалось, что тот совсем приуныл. – Не грусти, не всё ещё потеряно! Я скоро всё равно отправлюсь в плавание, я с тобой буду, и тогда все увидят, чего мы стоим! Я выйду в море и всё будет иначе, вот увидишь!
Время ремонта прошло быстро, и Олимпик снова был готов выйти в море. У него был новый капитан – Герберт Хэддок. Капитан Смит, как узнали братья, переходил на Титаник, чтобы отправиться с ним в первый рейс.
– Вот здорово! – сказал Олимпик. – Мистер Смит опытный капитан. Хорошо, что ты начнёшь плавать именно с ним.
– Да, но как же ты? – озадаченно спросил Титаник.
– Ну, капитан Хэддок тоже, говорят, знает своё дело. И потом, я уже кое-как знаком с морем, а тебе учиться надо.
– Чему учиться-то? – изумился Титаник. – Отдал швартовы, и полный вперёд.
– Хвастунишка ты, – улыбнулся Олимпик, на что его младший брат только рассмеялся.
Отдать швартовы Титаник наконец-то смог в начале апреля, когда люди приступили к его ходовым испытаниям. Олимпика в Белфасте в эти дни уже не было – он отправился в рейс, на прощание пожелав брату удачного первого плавания.
Во время испытаний с Титаником, как и с Олимпиком, были Эндрюс и другие люди с верфи, а также Брюс Исмей. Исмей нравился Титанику за то, что всегда высказывал полезные замечания. Это он предложил остеклить на новом пароходе верхнюю палубу. Титаник ею очень гордился, главным образом потому, что она особенно отличала его от Олимпика, а ему нравилось в чём-то да быть непохожим на брата.
А ещё Исмей верил в то, что Титаник способен развить скорость много больше, чем говорят инженеры. Это было важнее всего. Мысль о том, что он может стать быстрее всех, грела кораблю душу. Пусть кто угодно говорит, что он не сможет обогнать Мавританию – как это можно утверждать, не проверив? И Титаник всегда был готов к любым тестам скорости, которые предлагал председатель Белой звезды.
А кто раздражал пароход, так это Родерик Крисхолм, главный чертёжник верфи. Титаник и Олимпик хорошо его знали, ведь он работал над чертежами и для их постройки. Теперь Крисхолм ходил по шлюпочной палубе лайнера и без конца хмурился. Спросить его, в чём дело, было нельзя – слушать корабли чертёжник не умел. К счастью, на помощь пришёл Эндрюс.
– Почему такой мрачный? – спросил он Крисхолма. – Что-то не так?
– Шлюпки, – коротко ответил тот.
– Что? Но ты же сам их конструировал. Это отличные шлюпки.
– Отличные. Но мало.
– Как раз об этом незачем беспокоиться, – раздался сзади голос Исмея. – Шлюпок на корабле достаточно. Даже больше, чем положено по стандарту.
– Идиотский стандарт, чтобы шлюпок не хватало на всех пассажиров!
Это была самая длинная фраза, которую Титаник когда-либо слышал от Крисхолма. Прозвучала она ужасно дерзко, но Исмей и бровью не повёл.
– Их вполне достаточно, – повторил он. – Мы не возьмём больше шлюпок.
«Вот, правильно! – торжествующе подумал Титаник. – Зачем мне вообще шлюпки, если я непотопляемый? Так их таскать, балластом? Странно, что мистер Эндрюс об этом не подумал, а он ведь всё предусматривает. Предложил бы вместо этих шлюпок сделать тут хоть ещё одну прогулочную палубу, что ли...»
Он хотел поговорить об этом со своим конструктором, когда другие люди отойдут подальше. Но когда Эндрюс остался один, он казался каким-то особенно задумчивым, и Титаник, глядя на него, вместо вопроса о шлюпках неожиданно для самого себя задал другой:
– Мистер Эндрюс, а вы со мной в первое плавание пойдёте, как с Олимпиком?
– Конечно. Я и Родерик, и ещё рабочие с верфи. И мистер Исмей тоже.
– Снова будете смотреть, что улучшить? – несколько насмешливо спросил Титаник. – А во мне есть что-то, что можно ещё улучшать?
Некоторое время Эндрюс молчал, глядя на ровные серые волны перед собой.
– Нет, – сказал он наконец с чуть слышной нежностью в голосе. – Ты совершенен, мой корабль, настолько, насколько вообще человеческий мозг мог создать тебя совершенным. Но ты всё-таки позволишь мне отправиться с тобой в первый рейс? – добавил человек шутливо.
– Конечно, мистер Эндрюс! – воскликнул глубоко тронутый Титаник.
– Вот и отлично!
Наконец настал день, которого Титаник так долго ждал. Послав Белфасту прощальный гудок, лайнер покинул верфь (которая за последние месяцы ужасно ему надоела) и отправился в своё первое плавание.
В порту Саутгемптона жизнь текла своим чередом. Одни корабли возвращались из рейсов и приветствовали своих друзей, стоявших на якоре, а те радостно им отвечали. Другие, наоборот, отправлялись в море, их провожали маленькие юркие буксиры, и все желали отплывающим доброго пути. Пароходы обменивались новостями и шутками, болтали о том, что у кого случилось в океане. У причала не прекращались оживлённые, но неслышные людям разговоры... и вдруг они смолкли все разом, потому что в порт входил самый большой, самый красивый корабль на свете.
Титаник плыл. Его движение было неспешным и величественным. Лайнер приветствовал другие корабли спокойно, как ни в чём не бывало, но в душе ликовал, чувствуя на себе их восторженные взгляды. На берегу собралась толпа людей, которые тоже восхищались новым пароходом. Титаник слушал их, сияя от удовольствия. В отличие от Олимпика, он ничуть не скромничал. Он был прекрасен и знал это.
– Чувствую, что ты счастлив, – с улыбкой сказал ему Эндрюс.
– Ну да ещё бы! – воскликнул Титаник, но тут же спохватился. – Нет, пока ещё не совсем! Вот выйду в море – тогда буду полностью счастлив!
– Скоро, – пообещал ему человек. – Теперь уже совсем скоро.
– Когда же? Сегодня?
– Да погоди ты! В жизни не встречал такой нетерпеливый корабль! Загрузиться сначала надо, взять уголь, почту, продукты, вещи для пассажиров... самих пассажиров, в конце концов. Ты хоть помнишь, что должен везти пассажиров в Нью-Йорк?
– Да помню... Просто я так застоялся на верфи, а теперь тут опять стоять... в море хочу.
Всё время, пока шла погрузка, Титаник буквально изнывал от нетерпения, так что другие корабли под конец даже стали посмеиваться над ним.
– Да ты не спеши, – посоветовал ему Океаник, тоже пароход Белой звезды. – Наплаваешься, ещё и надоест потом в рейсы ходить.
Океаник был корабль со стажем, он начал плавать ещё тогда, когда Титаника и его брата не было даже в проекте. Новый лайнер слышал о нём от Олимпика, который отзывался о старшем товарище с уважением. Сам же Титаник взглянул на него, как на ненормального.
– Плавать может надоесть?!
– И ещё как. Вот я...
– Мне никогда не надоест! – сердито перебил Титаник.
– Ну, это, конечно, правильный настрой, – покладисто согласился Океаник. – Удачи тебе!
А про себя подумал: «Эх, молодёжь!..»
Наконец на Титанике всё было готово к путешествию через океан. Лайнер мог встречать своих пассажиров.
Они начали появляться на пристани задолго до отплытия. Их было много и все очень разные – мужчины и женщины, старики и совсем маленькие дети, пассажиры первого класса в дорогих нарядах, и люди, которые плыли во втором и третьем классе, более скромные и многочисленные. Титаник жадно ловил их разговоры, которые, конечно, были полны адресованных ему восторгов.
– Мамочка, это Олимпик? – спросила какая-то маленькая девочка маму, задирая головку, чтобы посмотреть на пароход. – Мы снова поплывём на большом Олимпике?
– Нет, солнышко, это Титаник. Я же тебе говорила. Он ещё больше, чем Олимпик, и ещё красивее.
– Вот здорово! – девочка даже в ладоши захлопала. – Эй, Титаник, привет!
– Привет! – ответил пароход, но тут девочку зачем-то позвал отец, и корабль так и не понял, услышала она его или нет.
– Вот и закончился медовый месяц, – донёсся до него мягкий грустноватый голос молодой женщины. – Жаль, что всё хорошее так быстро кончается.
– Ну, дорогая, всё только начинается, – муж, тоже совсем молодой человек, обнял её за плечи. – А ещё у нас впереди это плавание, оно тоже будет настоящим праздником.
Капитан Смит в это время беседовал с журналистами.
– Мистер Смит, скажите, вы довольны, что вам доверили командовать «Титаником» в его первом рейсе? – спрашивали его.
– Конечно, – отвечал седой капитан, в его голосе едва заметно сквозила усталость. – Это честь для меня.
– А правда ли, что вы скоро собираетесь на пенсию?
– Да, – подтвердил Смит.
И добавил, подняв взгляд на Титаник:
– Это будет мой последний рейс.
Пассажиров было около тысячи, и времени, чтобы подняться на борт, им потребовалось много. Но наконец последний из них был на пароходе. Можно было отправляться в путь.
Снова на берегу собралась толпа жителей Саутгемптона – на этот раз проводить прекрасный корабль. Люди на берегу махали пассажирам Титаника руками, желали им хорошего плавания, а те в ответ – счастливо оставаться...
Весело закрутились все три винта исполинского лайнера, и он отчалил от пристани.
И тут с ним чуть не случилась та же беда, которая постигла его брата вблизи острова Уайт.
У стенки причала стоял американский лайнер Нью-Йорк, не обращая на Титаник никакого внимания. Да и тот прошёл бы мимо него, даже не заметив. Но от движения огромного корабля вода потянулась за ним, со страшной силой рванула Нью-Йорк за собой, тросы, удерживающие его у причала, лопнули, и беднягу потащило под Титаник.
– Помогите! – в ужасе закричал американский корабль. – Он же меня раздавит!
– Эй, кто-нибудь! – перепугался и Титаник. – Оттащите этого болвана, он же с меня всю краску обдерёт!
На помощь бросились буксиры. Ругая оба лайнера, на чём свет стоит, они вцепились в американское судно и кое-как оттащили его от Титаника.
– Сам ты болван, – мрачно сказал Нью-Йорк гигантскому пароходу, оправившись от испуга. – Чуть не потопил ведь!
– Чего-о-о?! – возмутился Титаник. – Да у меня пассажиры! Повредил бы ты меня сейчас – как бы я их повёз?!
– Эй, вы двое ругаться будете, или ты, Титаник, всё-таки поплывёшь уже? – проворчал один из буксиров.
– Да, вот именно, и так уже задержался! – спохватился Титаник. – Всем счастливо оставаться!
– Доброго плавания, – всё ещё мрачно, но без враждебности произнёс Нью-Йорк.
Пассажиры, столпившиеся у борта Титаника, взволнованно обсуждали происшествие.
– Это плохой знак, – сказал один из них. – Где у нас первая остановка? Я сойду на берег при первой же возможности. Не хочу плыть через океан на этом корабле.
«Ну и дурак», – обиженно подумал Титаник.
Впрочем, уже через секунду он забыл и о лайнере Нью-Йорке, и о суеверном пассажире. Саутгемптон остался за кормой, а впереди был океан, огромная Атлантика, к которой корабль так стремился.
– Хей-хей! – крикнул Титаник, не в силах сдержать переполнявший его восторг. – Вот теперь начинается настоящая жизнь!
Было 10 апреля 1912 года.
Титаник отплывает из Саутгемптона.

Олимпик не смог сдержать данное брату обещание. В конце февраля 1912 года на пути в Англию лайнер напоролся на затонувший корабль и потерял лопасть винта. Винты у Олимпика были огромные, больше, чем у других пароходов, и заменить любой из них было не так-то просто. Снова потребовался дорогостоящий ремонт, снова Олимпик потерял три недели на верфи в Белфасте, а на недостроенном Титанике были приостановлены все работы. Смутная, но неотвязная тревога нависла над братьями.
читать дальшеВсё яснее и яснее понимал Олимпик, что из-за непрекращающихся аварий он теряет не только время и деньги пароходной компании, но и свою репутацию надёжного судна. Это казалось ему ужасным. Он был создан возить пассажиров через океан и знал, что только в этом задача и смысл его жизни. Но кто же захочет плыть на корабле, с которым постоянно что-нибудь случается? Так, чего доброго, люди рано или поздно вовсе откажутся иметь с ним дело. А хуже всего то, что из-за него они могут потерять доверие и к Титанику. Он ведь близнец Олимпика, их почти не отличить. А если один из двух одинаковых кораблей без конца создаёт проблемы, то где гарантии, что не подведёт и второй?
Похожими мыслями маялся и Титаник. Он по-прежнему ни в чём не мог винить своего брата, он был склонен скорее считать, что в Атлантике все буксиры, крейсеры и даже давно затонувшие корабли неизвестно за какие обиды (а вернее, думал младший пароход, что просто из зависти) ополчились на них с Олимпиком и задумали во что бы то ни стало испортить им карьеру. Но пусть они не думают, что это им удастся! Он, Титаник, им всем покажет!
– Братик! – однажды сказал он Олимпику, когда ему показалось, что тот совсем приуныл. – Не грусти, не всё ещё потеряно! Я скоро всё равно отправлюсь в плавание, я с тобой буду, и тогда все увидят, чего мы стоим! Я выйду в море и всё будет иначе, вот увидишь!
Время ремонта прошло быстро, и Олимпик снова был готов выйти в море. У него был новый капитан – Герберт Хэддок. Капитан Смит, как узнали братья, переходил на Титаник, чтобы отправиться с ним в первый рейс.
– Вот здорово! – сказал Олимпик. – Мистер Смит опытный капитан. Хорошо, что ты начнёшь плавать именно с ним.
– Да, но как же ты? – озадаченно спросил Титаник.
– Ну, капитан Хэддок тоже, говорят, знает своё дело. И потом, я уже кое-как знаком с морем, а тебе учиться надо.
– Чему учиться-то? – изумился Титаник. – Отдал швартовы, и полный вперёд.
– Хвастунишка ты, – улыбнулся Олимпик, на что его младший брат только рассмеялся.
Отдать швартовы Титаник наконец-то смог в начале апреля, когда люди приступили к его ходовым испытаниям. Олимпика в Белфасте в эти дни уже не было – он отправился в рейс, на прощание пожелав брату удачного первого плавания.
Во время испытаний с Титаником, как и с Олимпиком, были Эндрюс и другие люди с верфи, а также Брюс Исмей. Исмей нравился Титанику за то, что всегда высказывал полезные замечания. Это он предложил остеклить на новом пароходе верхнюю палубу. Титаник ею очень гордился, главным образом потому, что она особенно отличала его от Олимпика, а ему нравилось в чём-то да быть непохожим на брата.
А ещё Исмей верил в то, что Титаник способен развить скорость много больше, чем говорят инженеры. Это было важнее всего. Мысль о том, что он может стать быстрее всех, грела кораблю душу. Пусть кто угодно говорит, что он не сможет обогнать Мавританию – как это можно утверждать, не проверив? И Титаник всегда был готов к любым тестам скорости, которые предлагал председатель Белой звезды.
А кто раздражал пароход, так это Родерик Крисхолм, главный чертёжник верфи. Титаник и Олимпик хорошо его знали, ведь он работал над чертежами и для их постройки. Теперь Крисхолм ходил по шлюпочной палубе лайнера и без конца хмурился. Спросить его, в чём дело, было нельзя – слушать корабли чертёжник не умел. К счастью, на помощь пришёл Эндрюс.
– Почему такой мрачный? – спросил он Крисхолма. – Что-то не так?
– Шлюпки, – коротко ответил тот.
– Что? Но ты же сам их конструировал. Это отличные шлюпки.
– Отличные. Но мало.
– Как раз об этом незачем беспокоиться, – раздался сзади голос Исмея. – Шлюпок на корабле достаточно. Даже больше, чем положено по стандарту.
– Идиотский стандарт, чтобы шлюпок не хватало на всех пассажиров!
Это была самая длинная фраза, которую Титаник когда-либо слышал от Крисхолма. Прозвучала она ужасно дерзко, но Исмей и бровью не повёл.
– Их вполне достаточно, – повторил он. – Мы не возьмём больше шлюпок.
«Вот, правильно! – торжествующе подумал Титаник. – Зачем мне вообще шлюпки, если я непотопляемый? Так их таскать, балластом? Странно, что мистер Эндрюс об этом не подумал, а он ведь всё предусматривает. Предложил бы вместо этих шлюпок сделать тут хоть ещё одну прогулочную палубу, что ли...»
Он хотел поговорить об этом со своим конструктором, когда другие люди отойдут подальше. Но когда Эндрюс остался один, он казался каким-то особенно задумчивым, и Титаник, глядя на него, вместо вопроса о шлюпках неожиданно для самого себя задал другой:
– Мистер Эндрюс, а вы со мной в первое плавание пойдёте, как с Олимпиком?
– Конечно. Я и Родерик, и ещё рабочие с верфи. И мистер Исмей тоже.
– Снова будете смотреть, что улучшить? – несколько насмешливо спросил Титаник. – А во мне есть что-то, что можно ещё улучшать?
Некоторое время Эндрюс молчал, глядя на ровные серые волны перед собой.
– Нет, – сказал он наконец с чуть слышной нежностью в голосе. – Ты совершенен, мой корабль, настолько, насколько вообще человеческий мозг мог создать тебя совершенным. Но ты всё-таки позволишь мне отправиться с тобой в первый рейс? – добавил человек шутливо.
– Конечно, мистер Эндрюс! – воскликнул глубоко тронутый Титаник.
– Вот и отлично!
Наконец настал день, которого Титаник так долго ждал. Послав Белфасту прощальный гудок, лайнер покинул верфь (которая за последние месяцы ужасно ему надоела) и отправился в своё первое плавание.
В порту Саутгемптона жизнь текла своим чередом. Одни корабли возвращались из рейсов и приветствовали своих друзей, стоявших на якоре, а те радостно им отвечали. Другие, наоборот, отправлялись в море, их провожали маленькие юркие буксиры, и все желали отплывающим доброго пути. Пароходы обменивались новостями и шутками, болтали о том, что у кого случилось в океане. У причала не прекращались оживлённые, но неслышные людям разговоры... и вдруг они смолкли все разом, потому что в порт входил самый большой, самый красивый корабль на свете.
Титаник плыл. Его движение было неспешным и величественным. Лайнер приветствовал другие корабли спокойно, как ни в чём не бывало, но в душе ликовал, чувствуя на себе их восторженные взгляды. На берегу собралась толпа людей, которые тоже восхищались новым пароходом. Титаник слушал их, сияя от удовольствия. В отличие от Олимпика, он ничуть не скромничал. Он был прекрасен и знал это.
– Чувствую, что ты счастлив, – с улыбкой сказал ему Эндрюс.
– Ну да ещё бы! – воскликнул Титаник, но тут же спохватился. – Нет, пока ещё не совсем! Вот выйду в море – тогда буду полностью счастлив!
– Скоро, – пообещал ему человек. – Теперь уже совсем скоро.
– Когда же? Сегодня?
– Да погоди ты! В жизни не встречал такой нетерпеливый корабль! Загрузиться сначала надо, взять уголь, почту, продукты, вещи для пассажиров... самих пассажиров, в конце концов. Ты хоть помнишь, что должен везти пассажиров в Нью-Йорк?
– Да помню... Просто я так застоялся на верфи, а теперь тут опять стоять... в море хочу.
Всё время, пока шла погрузка, Титаник буквально изнывал от нетерпения, так что другие корабли под конец даже стали посмеиваться над ним.
– Да ты не спеши, – посоветовал ему Океаник, тоже пароход Белой звезды. – Наплаваешься, ещё и надоест потом в рейсы ходить.
Океаник был корабль со стажем, он начал плавать ещё тогда, когда Титаника и его брата не было даже в проекте. Новый лайнер слышал о нём от Олимпика, который отзывался о старшем товарище с уважением. Сам же Титаник взглянул на него, как на ненормального.
– Плавать может надоесть?!
– И ещё как. Вот я...
– Мне никогда не надоест! – сердито перебил Титаник.
– Ну, это, конечно, правильный настрой, – покладисто согласился Океаник. – Удачи тебе!
А про себя подумал: «Эх, молодёжь!..»
Наконец на Титанике всё было готово к путешествию через океан. Лайнер мог встречать своих пассажиров.
Они начали появляться на пристани задолго до отплытия. Их было много и все очень разные – мужчины и женщины, старики и совсем маленькие дети, пассажиры первого класса в дорогих нарядах, и люди, которые плыли во втором и третьем классе, более скромные и многочисленные. Титаник жадно ловил их разговоры, которые, конечно, были полны адресованных ему восторгов.
– Мамочка, это Олимпик? – спросила какая-то маленькая девочка маму, задирая головку, чтобы посмотреть на пароход. – Мы снова поплывём на большом Олимпике?
– Нет, солнышко, это Титаник. Я же тебе говорила. Он ещё больше, чем Олимпик, и ещё красивее.
– Вот здорово! – девочка даже в ладоши захлопала. – Эй, Титаник, привет!
– Привет! – ответил пароход, но тут девочку зачем-то позвал отец, и корабль так и не понял, услышала она его или нет.
– Вот и закончился медовый месяц, – донёсся до него мягкий грустноватый голос молодой женщины. – Жаль, что всё хорошее так быстро кончается.
– Ну, дорогая, всё только начинается, – муж, тоже совсем молодой человек, обнял её за плечи. – А ещё у нас впереди это плавание, оно тоже будет настоящим праздником.
Капитан Смит в это время беседовал с журналистами.
– Мистер Смит, скажите, вы довольны, что вам доверили командовать «Титаником» в его первом рейсе? – спрашивали его.
– Конечно, – отвечал седой капитан, в его голосе едва заметно сквозила усталость. – Это честь для меня.
– А правда ли, что вы скоро собираетесь на пенсию?
– Да, – подтвердил Смит.
И добавил, подняв взгляд на Титаник:
– Это будет мой последний рейс.
Пассажиров было около тысячи, и времени, чтобы подняться на борт, им потребовалось много. Но наконец последний из них был на пароходе. Можно было отправляться в путь.
Снова на берегу собралась толпа жителей Саутгемптона – на этот раз проводить прекрасный корабль. Люди на берегу махали пассажирам Титаника руками, желали им хорошего плавания, а те в ответ – счастливо оставаться...
Весело закрутились все три винта исполинского лайнера, и он отчалил от пристани.
И тут с ним чуть не случилась та же беда, которая постигла его брата вблизи острова Уайт.
У стенки причала стоял американский лайнер Нью-Йорк, не обращая на Титаник никакого внимания. Да и тот прошёл бы мимо него, даже не заметив. Но от движения огромного корабля вода потянулась за ним, со страшной силой рванула Нью-Йорк за собой, тросы, удерживающие его у причала, лопнули, и беднягу потащило под Титаник.
– Помогите! – в ужасе закричал американский корабль. – Он же меня раздавит!
– Эй, кто-нибудь! – перепугался и Титаник. – Оттащите этого болвана, он же с меня всю краску обдерёт!
На помощь бросились буксиры. Ругая оба лайнера, на чём свет стоит, они вцепились в американское судно и кое-как оттащили его от Титаника.
– Сам ты болван, – мрачно сказал Нью-Йорк гигантскому пароходу, оправившись от испуга. – Чуть не потопил ведь!
– Чего-о-о?! – возмутился Титаник. – Да у меня пассажиры! Повредил бы ты меня сейчас – как бы я их повёз?!
– Эй, вы двое ругаться будете, или ты, Титаник, всё-таки поплывёшь уже? – проворчал один из буксиров.
– Да, вот именно, и так уже задержался! – спохватился Титаник. – Всем счастливо оставаться!
– Доброго плавания, – всё ещё мрачно, но без враждебности произнёс Нью-Йорк.
Пассажиры, столпившиеся у борта Титаника, взволнованно обсуждали происшествие.
– Это плохой знак, – сказал один из них. – Где у нас первая остановка? Я сойду на берег при первой же возможности. Не хочу плыть через океан на этом корабле.
«Ну и дурак», – обиженно подумал Титаник.
Впрочем, уже через секунду он забыл и о лайнере Нью-Йорке, и о суеверном пассажире. Саутгемптон остался за кормой, а впереди был океан, огромная Атлантика, к которой корабль так стремился.
– Хей-хей! – крикнул Титаник, не в силах сдержать переполнявший его восторг. – Вот теперь начинается настоящая жизнь!
Было 10 апреля 1912 года.
Титаник отплывает из Саутгемптона.

@темы: Путь корабля