Нетрадиционный патриот ||| И вместо сердца - РБМК-1000 ||| Мирный атом - в каждый дом
Я хочу посвятить свой первый пост на сообществе паруснику Мир, тем более что именно сегодня он отправился из Петербурга в Сочи, чтобы принять участие в культурной программе Олимпиады.
Кажется, моих стихов здесь ещё не было. Пусть лежат, хорошая возможность собрать в кучу всё моё корабельное.
Ночная песня
Небо ночное похоже на чёрный цветок, Звёзды рассыпались белой душистой пыльцой. Пусть эта песня тебе среди тёмных дорог Ласковым солнечным ветром повеет в лицо.
Море ночное похоже на чёрный кристалл, Отблески света, как искры в его глубине. Если сегодня в пути ты озяб и устал, Спой эту песню и вспомни чуть-чуть обо мне.
Время ночное похоже на путь корабля. В доме свечи огонёк, как надёжный маяк. Верь, что к утру тебя встретит родная земля, Ветром и песней с причала подаст тебе знак.
читать дальше *** Когда же растают в моём океане льды И воздух весенний мне станет и свеж, и светел? Ведь так, мой братишка, недолго и до беды – Разбиться, расплыться, исчезнуть, тебя не встретив.
Мы так были искренни, веря в свою весну, И было так радостно сердцу и так тревожно. И ты обещал никогда не пойти ко дну, А я и не думал, что это для нас возможно.
Но берег далёк и непрочен по волнам путь, И звёзды в полуночном небе дрожат от горя. Не верь им, братишка, я знаю, когда-нибудь Мы встретимся снова – не здесь, так в Последнем Море.
И я открываю глаза и иду вперёд. Весна на земле всё смелее в права вступает, И в море моём потихонечку тает лёд, И я улыбаюсь, и свет мне во тьме сияет.
*** Что впереди, мы не можем знать, Просто плывём, да и будь, что будет. Солнце, я вижу тебя опять, К белой волне приникая грудью.
Золотом чистым дробится свет, Тонкой дорожкой ложась под килем. Тает, теряется лёгкий след Тех, что когда-то по ней уплыли.
Только душа моя помнит их В дали морской ненадёжно-зыбкой, Близких, любимых, таких живых, С доброй, как солнечный луч, улыбкой.
Солнце, окутай меня теплом, Силой и светом меня наполни. Я продолжаю твоим путём Плыть, рассекая морские волны.
Корабельная колыбельная
Баю-баю, спи, мой лайнер, спит весь порт давно, Тихо звёздочки сияют над тобой и мной. Все кораблики уснули, только ты не спишь, Баю-бай, тебе пою я, засыпай... малыш.
Пусть тебе сегодня снится в звёздной тишине, Будто ты легко, как птица, мчишься по волне, Там гуляет ветер нежный в голубой дали И не тонут в том безбрежном море корабли.
Там ты встретишь всех, кто рядом были много лет, Согревали добрым взглядом и дарили свет, Там тебе протянет лучик ясная Звезда И не будет слёз горючих больше никогда.
Спи-усни, мой славный лайнер, баюшки-баю, Будет всё, я обещаю, так, как я пою, А пока под небом ясным тихо засыпай, Спи, кораблик мой прекрасный, баю-баю-бай.
*** А на войне как на войне, И значит, никаких причин Бездумно доверять волне, Грозящей смертью из пучин. Далёк причал, и не уснуть, Ночные призрачны огни, И остаётся верить в путь И в крепость собственной брони. Сияй живей и ярче дня, Горячий свет в моей груди, И если подведёт броня, Лишь ты меня не подведи. И станет мир чуть-чуть добрей, И тьма растает, словно дым... Коснись меня, Звезда морей, Лучом целительным своим.
Терцины корабельные
И снова, разрезая носом волны, Уходят к горизонту корабли, И чаек крик летит, печали полный.
И тает след в сиреневой дали, И тихо-тихо сходит летний вечер На краешек покинутой земли.
Друзья, пусть дует вам попутный ветер, Пусть вас ведёт надежда, как звезда, И будет путь ваш радостен и светел.
А я вас не забуду никогда И буду ждать подолгу у причала, Когда вернётесь снова вы сюда,
Чтоб вам сказать, как я о вас скучала... Но вот однажды в предрассветный час Закрою дом и встану у штурвала,
И в путь сама отправлюсь в первый раз, К тем землям, что наука не открыла... И, может быть, случайно встречу вас
Там, где воды касаются светила.
*** Чем больше корабль, тем трудней его взять на буксир, Особенно будет попытка смешна и напрасна, Когда он упорно везёт и, проси – не проси, Не выбросит за борт ненужные тонны балласта.
И вряд ли вообще ты его доведёшь до земли, Когда он идти за тобой ну совсем не желает И тащит в придачу ещё за собой корабли – Неважно, что хода давно самому не хватает.
Придётся лишь верить, что он перейдёт океан. Ты сам же, приятель, немало поплавал и знаешь: У каждого судна на мостике свой капитан, А если вдруг нет, своего ты ему не поставишь.
*** Волна колотит в грудь, Сочится в трюм усталость, А до земли осталось Три километра… в глубь.
В порту бы скрыться мне, Но что поделать, если Один был слишком тесен, Другой был лишь во сне,
А в третий просто так Прохода мне не дали: «Прости, тебя не ждали, Твой не признали флаг!»
Мой капитан не трус, Но, кажется, простужен, И никому не нужен Насквозь промокший груз.
Но всё-таки вперёд Иду. В моих каютах Надежда спит уютно, Как корабельный кот.
*** Мой кораблик не утонет, Не найдёт его печаль. Море тёплое в ладонях Будет ласково качать Мой кораблик белокрылый, Словно лепесток цветка. В добрый путь, кораблик милый! Пусть тебя живою силой Греет лучик маяка. И твои надежды сами Тебе станут парусами, Лёгкими, как облака.
*** Я тебя так люблю искренне, Но не жизнь кораблям в гавани, Море светит в ночи искрами, И пора уходить в плаванье.
Будет путь через дни серые Мимо ярких лагун праздников. Ничего, мы с тобой смелые. Ну и что, что совсем разные.
Будет шторм заливать палубы, И тоска накрывать давняя. Но полны паруса, стало быть, Что бояться пути дальнего?
Что ж, глотнём ветерку бодрого И простимся с тобой в гавани. Я желаю тебе доброго В океане земном плаванья.
*** Пусть море качает тебя – будь спокоен, фрегат. Девятого вала не бойся – что будет, то будет. И если восток угасает, иди на закат: Там тоже есть берег и строгие, добрые люди.
И хватит считать, сколько дырок в твоих парусах И сколько вообще их осталось на мачтах несбитых, А лучше подумай о новых прекрасных мирах И новых далёких морях, до сих пор не открытых.
*** От звезды до звезды и от берега к берегу – Ничего. Пустота. Я была, я проверила. Но бояться во мраке ночном утонуть – Это значит, вовек не отправиться в путь.
Не спеши и не бойся. Не думай о времени И не каждой искре доверяй в этой темени. Час настал, когда небо чернее всего – Значит, скоро рассвет. Ты узнаешь его.
Решила реанимировать сообщество, во всяком случае, попробовать. Здесь теперь будет не только творчество, но и просто всякое приятное корабельное. И я открыла доступ в сообщество для всех зарегистрированных на дайри. А чего, в самом деле, прятаться. Так что приходите в гости.
Вот, хотелось чего-нибудь романтического и рождественского, а написалось романтическое и летнее Это вторая часть дилогии "Книга Смотрителей". В первой, недописанной части герои ещё дети. А здесь они уже повзрослели.
(А Книга Смотрителей -- это "Роза Мира" :-)))
Школьный вальс
Стоял ясный июньский вечер, наполненный летним теплом и ароматом цветущего шиповника. Одиннадцатый "А", теперь уже бывший, гулял в Петровском парке. Юноши были в костюмах с галстуками, девушки -- в нарядных платьях, как и положено на выпускном балу. Впрочем, бал уже закончился, и теперь они просто бродили всем классом по городу.
Надя шла под руку со своей школьной подругой Ксенией. На ней было элегантное платье нежно-бирюзового цвета, приталенное, с асимметричным верхом, открывающим левое плечо, и длинной многослойной юбкой. Светлые, чуть вьющиеся волосы девушки, убранные со лба и скреплённые заколкой-цветком в тон платью, рассыпались за плечами.
Надя сама подбирала этот наряд. Но предназначался он не только для выпускного бала.
читать дальше-- Ксюша, мне пора, -- шепнула она подруге, и девушки начали действовать по заранее согласованному плану, цель которого состояла в том, чтобы Наде незаметно улизнуть, без фраз в спину: "Мирошкина, опять отделяешься от коллектива?" Они остановились, Надя оперлась на руку Ксении, делая вид, что проверяет, не сломался ли каблук. Выждав, когда одноклассники пройдут вперёд, Надя сказала подруге "Пока!" и торопливо ускользнула с аллеи под тёмные кроны ясеней и вязов.
Впереди за стволами деревьев светлело вечернее небо, догоравшее красками заката, готового вскоре перейти в рассвет. Стоял сезон белых ночей. Надя любила это время, когда всё вокруг становилось лёгким, призрачным, немного волшебным, -- и старинный парк с тенистыми кронами вязов, и набережная с гранитными тумбами, украшенными массивными якорями, и темневшие поодаль силуэты кораблей возле пирсов. Стараясь не споткнуться обо что-нибудь в темноте, Надя выбралась на утрамбованную песчаную дорожку, миновала памятник Петру Кораблестроителю (там было много народа, но, к счастью, не попалось никого из знакомых) и поспешила к набережной.
Лица коснулся лёгкий прохладный ветерок, несущий с собой запах моря. Надя обрадованно улыбнулась. Она уже заметила знакомый силуэт корвета с двумя мачтами и радаром в круглом обтекателе над ходовой рубкой. Сообразительный! Он был пришвартован у пирса Купеческой гавани, где обычно стояли военные корабли. Как и обещал, он вернулся к её выпускному вечеру. Вертолётная площадка на корме корвета пустовала. Слава Богу, Саню он куда-то спровадил.
С начала их детской дружбы прошло несколько лет. За это время они оба повзрослели. А в последний год что-то в их дружбе изменилось. Нет, они не перестали быть близкими друзьями, скорее даже, наоборот. Но иногда в разговоре то он, то она смущённо смолкали, словно не решаясь сказать что-то важное. Пауза длилась несколько секунд, после чего Сообразительный поспешно переводил разговор на другую тему, а Надя, если в это время сидела в ходовой рубке, говорила, что ей нужно на свежий воздух. Выйдя на крыло ходового мостика, она останавливалась у поручня и смотрела с высоты на море. И больше всего на свете она боялась, что кто-нибудь из моряков или даже капитан Виктор Антонович заметят её пылающее лицо.
Они оба понимали, что нужно поговорить. И оба не начинали этот разговор, словно заранее договорившись отложить его на Надин выпускной вечер.
Возле металлических ворот Надя показала пропуск, но Сергей, охранник, махнул рукой:
-- Проходи. -- Он добавил, широко улыбаясь: -- Ты сегодня выглядишь просто сногсшибательно!
-- Так выпускной бал, -- улыбнулась девушка в ответ.
-- Вижу. Весь город гуляет. -- Сергей нажал кнопку, и Надя прошла через узкую "вертушку" слева от металлической решётки ворот.
-- Ты не в курсе, на борту много народа? -- спросила Надя, обернувшись.
-- Почти никого, -- ответил охранник. -- Только Виктор Антонович и несколько матросов.
Сообразительный был пришвартован правым бортом к пирсу, нос его смотрел в сторону моря. Надя поспешила к кораблю. Он ничего не говорил, но она чувствовала: он смотрит на неё и ждёт, когда она подойдёт ближе. Трап был опущен: Виктор Антонович позаботился, зная, что Надя придёт. Самого капитана нигде не было видно.
-- Здравствуй, -- сказала Надя кораблю, проходя по трапу на борт.
-- Салют, -- ответил Сообразительный и добавил чуть тише: -- Ты сегодня красивая.
-- Ты в нём... больше похожа на саму себя, -- неожиданно изрёк корвет и смущённо умолк, словно размышляя, то или не то он сказал. -- Извини, я не умею делать комплиментов.
-- Не скромничай, у тебя прекрасно получается. -- Надя поднялась в ходовую рубку и села в пустое кресло за штурвалом. -- Ты здесь надолго?
-- До завтра. Потом снова в плавание.
-- А Саню куда отправил?
Саней звали вертолёт Ка-27, составлявший авиагруппу Сообразительного и обычно стоявший у него на корме. Имя вертолёт взял себе сам, в честь пилота, когда-то научившего его говорить с людьми.
-- Саня сам отпросился. Понятия не имею, где он. -- Помолчав, корвет спросил: -- Надя, выпускной вечер -- это как завершение ходовых испытаний?
-- Ну... да, вроде того. -- Надя немного удивилась такому неожиданному сравнению. -- И потом можно самим выбирать курс.
-- И что выбрали твои одноклассники?
-- Разное. Несколько ребят собираются в Военно-морское училище. Может быть, кто-нибудь из них научится говорить с кораблями и станет капитаном. Ещё двое, Слава и Лена, поступают в медицинский институт. Моя подруга Ксюша -- на филологический.
-- А какой курс выберешь ты?
-- Мне, в общем, без разницы. Я же всё равно буду Смотрителем маяка, и главное для меня -- продолжать заниматься у дяди Ибрагима. А так... я собираюсь в музыкальное училище. Буду музыкальным руководителем в детском саду.
-- Хорошая работа. С детьми... -- задумчиво проговорил корвет. -- Надя... Ты не жалеешь, что решила стать Смотрителем?
-- Ну... У меня как бы не было выбора, -- ответила девушка. -- Книга сама выбрала меня.
-- А ты хотела бы изменить выбор? -- чуть волнуясь, спросил корабль.
-- Нет, -- Надя покачала головой. -- А почему ты спрашиваешь?
-- Смотритель всегда один. У него никого нет. Кроме, наверное, маяка... Ты действительно так хочешь? Ведь вы, люди, не любите одиночества.
-- Ну... да, как правило, Смотрители не женятся и не выходят замуж, -- подтвердила девушка. -- Но это не значит, что Смотритель одинок. И я не буду одинока. Потому что буду нужна людям в городе и кораблям в гавани.
Кажется, корабль хотел что-то сказать, но вместо этого спросил:
-- Выпускной вечер... Как он обычно проходит?
-- Сначала праздник в школе. Выступают учителя и ученики, говорят друг другу добрые слова. А потом -- танцы. Главный танец -- школьный вальс, когда юноши приглашают девушек. Поэтому я в бальном платье.
-- И ты танцевала школьный вальс? -- поинтересовался Сообразительный.
-- Ну... вообще-то нет, -- призналась Надя.
-- А почему? -- удивился корабль. -- Неужели тебя никто не пригласил?
-- Ну... э... -- смутилась Надя. Вообще-то приглашали, но она отговорилась, сказав, что у неё кружится голова и ей лучше посидеть. Просто когда-то давно она обещала себе, что станцует школьный вальс только с тем, кто будет ей особенно дорог. И решила сдержать своё слово.
Сообразительный ждал её ответа, и она попыталась объяснить:
-- Понимаешь, в нашем выпуске девчонок больше, чем парней. И, в общем... я подумала, что мне не хватит партнёра, и решила посидеть.
-- Жаль. Если бы я был человеком, я обязательно пригласил бы тебя на танец. И станцевал бы с тобой школьный вальс.
Надя вспыхнула. Ведь на самом деле она надела бальное платье не для выпускного вечера, а для того, чтобы потом придти сюда, на тихий и пустынный пирс, и подняться по металлическому трапу на борт корвета.
-- Послушай, -- продолжал корабль, в голосе его звучало волнение. -- А если... Ты ведь занимаешься у Смотрителя, и он научил тебя, как ты это называешь... зрению души. Поэтому ты всё видишь, когда я рассказываю тебе о путешествиях.
-- Ты... к чему это? -- не поняла Надя. Сообразительный поспешно пояснил:
-- Я попробую представить, будто я твой одноклассник. Мы идём с тобой по набережной. Подходим к танцевальной площадке, там, в парке. И... я приглашаю тебя на танец. Ты ведь сможешь это увидеть?
Надя смутилась ещё больше. Потому что... Если бы на выпускном балу появился он, каким-то чудом превратившись в парня, и пригласил её на танец, она не стала бы отказываться.
-- Ну... давай попробуем, -- поборов смущение, согласилась она. Положила руки на штурвал корабля, как обычно делала, слушая его рассказы, и закрыла глаза.
Упражнения на синхронизацию мысли, которые Надя выполняла под руководством Смотрителя маяка, помогали ей и раньше видеть то, о чём рассказывал Сообразительный. Но раньше-то он рассказывал о реальных вещах! А теперь нужно представить что-то непривычное и странное: корабль в облике человека! Но почему-то Надя была уверена: у них получится.
...Она стояла в бальном платье на пирсе, возле того места, где обычно швартовался Сообразительный. Но корвета на месте не было. Зато навстречу ей шёл молодой человек, высокий, с коротко стрижеными светлыми волосами и открытым, смелым лицом. На нём был голубовато-серый костюм и белая сорочка с галстуком-бабочкой.
-- Это... ты? -- удивлённо спросила Надя. Молодой человек улыбнулся и ответил знакомым голосом:
-- Ну а кто же? -- Подойдя, он добавил тихо: -- Я тебе... нравлюсь таким?
-- И таким тоже, -- ответила Надя и хихикнула: -- А "бабочку" ты сам придумал?
-- Видел в фильме, который показывали на борту. Но если тебе не нравится, я уберу. -- Он хотел снять "бабочку" и спрятать в карман пиджака, но Надя остановила его:
-- Не надо, пусть будет. -- Она взяла его под руку: -- Пойдём погуляем.
Они прошли вдоль пирса и подошли к воротам, стоявшим открытыми. Охранник Сергей куда-то подевался -- в будке его не было, лишь на столе дымился в чашке недопитый кофе. Не став дожидаться охранника, они прошли через открытые ворота и оказались на набережной.
Набережная была заполнена гуляющим народом. Такое ощущение, будто здесь собрались выпускные классы всех школ города. Стоял оживлённый гул голосов. Где-то играла гитара. Слышался звонкий девичий смех.
Надя и Сообразительный остановились у гранитного парапета. Море расстилалось перед ними спокойной тёмной гладью. Вдалеке у горизонта чуть алела закатная полоска. А здесь уже опустилась ночь, прозрачная и чарующе-светлая, какими бывают ночи только в конце июня. Тихо плескали волны, ударяя в парапет. Свежий запах моря смешивался с нежным ароматом цветущего шиповника. От нагретых за день каменных плит поднимался тёплый воздух.
Сообразительный повернулся, глядя на оживлённую и людную набережную, на темнеющий за ней Петровский парк.
-- Так странно, -- проговорил он, -- ходить по берегу, на который раньше я мог только смотреть из гавани. Но мне нравится! Пойдём погуляем ещё!
-- Пойдём, -- Надя снова взяла его под руку.
Девушка размышляла, что надо бы показать Сообразительному город, но почему-то им обоим не хотелось уходить от моря. Они так и шли по набережной, вдоль гранитного парапета с поставленными кое-где по двое массивными якорями.
-- Вон там -- памятник погибшим в Цусимском сражении, -- Надя указала в сторону парка. -- Тот самый, про который я рассказывала. Правда, его отсюда не видно, потому что кругом куча народу.
-- Так давай подойдём! -- Сообразительный потянул Надю за собой через толпы гуляющих.
Памятник был простым и скромным -- металлическая стела, как будто кусок обшивки корабля, и положенный рядом якорь. На стеле различались изображения двух военных кораблей. Вокруг кто-то расставил свечи -- "чайные огоньки" в алюминиевых чашечках, и на стелу падали трепещущие оранжевые отблески. Этот уголок парка как будто отделялся незримой завесой от оживлённой набережной. Шум и голоса словно отдалились, и слышно было, как тихонько потрескивают огоньки свечей.
Сообразительный всматривался в изображения кораблей:
-- Тот, что ближе -- броненосец класса "Бородино". А может, сам Бородино и есть. А второй, трёхтрубный -- скорее всего, Ослябя... -- Помолчав, он добавил: -- Хорошо, что вы, люди, тоже помните.
Надя вспомнила, как в своё время её удивило, что Сообразительный знал и о сражении под Цусимой, и о многих других морских сражениях. Это знание переходило от старших поколений кораблей к младщим, и корабли берегли его. Услышав, что о Цусимской битве написана книга, он попросил Надю принести её, и они вместе читали потрёпанный томик, главу за главой (корвет тогда стоял в доке, а у Нади были каникулы).
Постояв немного у памятника, они двинулись дальше вдоль набережной. В общем-то, они ничем не выделялись из толпы -- высокий плечистый юноша в костюме с галстуком-бабочкой и девушка в бирюзовом бальном платье. А может, всё-таки выделялись. Потому что попавшийся навстречу весёлый (и немножко навеселе) дядька с букетом белых роз остановился и воскликнул:
-- Какая красивая пара!
Надя и Сообразительный посмотрели друг на друга и смущённо рассмеялись. А дядька вручил Наде розу из букета:
-- Это для прекрасной дамы. Доброго плавания, молодёжь!
-- "Доброго плавания?" -- удивился Сообразительный, глядя вслед весёлому дядьке с букетом. -- Это же корабельное приветствие! Он умеет говорить с кораблями, как ты?
-- А может, он сам корабль? -- улыбнулась Надя. -- Как ты... -- Она поднесла розу к лицу и вдохнула: -- Пахнет... Знаешь, у роз необычный аромат. Яркий, сильный, и в то же время какой-то далёкий и неуловимый, как будто из других миров. Вот, понюхай!
Сообразительный последовал Надиному примеру.
-- Первый раз нюхаю цветок, -- сказал он и мягко улыбнулся, возвращая розу Наде: -- Запахи земли... Они непохожи на запахи моря. Но это хорошо -- побыть на земле, почувствовать её так, как чувствуете вы, люди. Надя, а ты когда-нибудь ощущала море так же близко, как землю?
"Ну вообще-то я каждое лето купаюсь в море", -- хотела сказать девушка, но поняла: Сообразительный имел в виду совсем другое. Она улыбнулась:
-- Помнишь, как мне в первый раз разрешили выйти с тобой на внешний рейд? Кажется, после майских праздников. За мной ещё присматривал один из твоих матросов. День был яркий и ветреный, с ослепительно-синим небом и белыми барашками на волнах. Ты летел вперёд, быстрый и радостный, и мне хотелось ликовать и смеяться вместе с тобой. Наверное, тогда я впервые почувствовала то, что чувствует выходящий в море корабль.
...Да, Надя вспомнила, как ей разрешили спуститься из ходовой рубки на полубак, и она стояла, держась за поручень, и встречный ветер трепал её волосы. Они шли мимо фортов на искусственных островках, построенных ещё наследниками царя Петра. Сообразительный пытался рассказывать про эти форты, но рассказ словно бы удерживал его, не давая развить полный ход, а ему так хотелось простора, скорости, -- и Надя сжалилась над ним, сказав, что про форты почитает потом, в книжке, а сейчас лучше вместе мчаться вперёд, в голубую со стальным оттенком даль...
Уже подходя к Летней пристани, Надя заметила среди гуляющих своих одноклассников. Она придержала Сообразительного за локоть:
-- Смотри, вон ребята из моего класса. Я тебе про них рассказывала. Это Игорь Быстров, он собирается в Военно-морское училище. Может быть, когда-нибудь станет капитаном. А парень с гитарой -- Артём Каменецкий, он сам сочиняет песни. А вот Света Дёмина, его девушка. Ой... -- Она потянула Сообразительного прочь: -- Там, возле лотка с напитками -- Вовка Анисимов из одиннадцатого "Б", не хочу его видеть.
-- Он тебя обидел? -- спросил Сообразительный, замедляя шаг.
-- Да нет, -- Надя досадливо поморщилась, -- просто весь вечер приставал и страшно надоел. Еле от него отделалась. Пойдём!
Надя сильнее потянула за руку своего спутника. Вовка был известным в школе задирой, и Наде совершенно не хотелось, чтобы Сообразительному пришлось познакомиться с ним, а возможно, и с его кулаками. Сообразительный глянул ещё раз на Вовку в компании гогочущих парней, словно размышляя, не стоит ли применить против него какие-нибудь санкции за то, что надоедал Наде, но девушка напомнила:
-- Ты, кажется, собирался пригласить меня на танец?
-- И по-прежнему собираюсь. Просто не вижу ни одной танцевальной площадки.
-- Наверное, надо пройти дальше, -- проговорила Надя, с удивлением глядя вперёд.
Там, дальше, город, знакомый Наде с детства, выглядел странным, непохожим на себя. Здание военного музея из красного кирпича возле Летней пристани исчезло. Вместо него парк тянулся дальше вдоль набережной. Да и сама Летняя пристань выглядела по-другому. Не было павильона, где продавали билеты на теплоходные экскурсии, да и сами экскурсионные катера, обычно подрёмывавшие у причала, куда-то делись.
Вовка, кажется, заметил Надю. Сказал что-то двоим своим дружкам, и вся троица с банками пива направилась к ней через толпу. К счастью, Сообразительный не заметил этой процессии, а тут ещё дорогу Вовке пересекла шумная компания из другой школы. Воспользовавшись этой заминкой, Надя потянула своего спутника вперёд, к странному знаку, стоявшему на месте военного музея.
Знак напоминал огромную вилку камертона с изогнутыми зубцами. Между зубцами был вертикально поставлен нотный стан. На верхних концах нотных линеек поблескивали золотистым длинные узкие вымпелы, а снизу висели колокольчики. Странно, но миновав этот камертон, Надя вдруг почувствовала уверенность: ни Вовка, вообще никто здесь их не найдут.
Сообразительный остановился:
-- Я слышу музыку... Где-то играет оркестр.
Надя тоже прислушалась:
-- Да, и я слышу! Вальс, который играли на выпускном вечере.
-- Как будто для нас, верно? -- улыбнулся Сообразительный. -- Это на набережной и не должно быть далеко. -- Он прибавил шагу и потянул девушку за собой.
Они шли по набережной, чудесным образом изменившейся. Справа тянулись ряды пирсов. У некоторых пирсов стояли корабли, все в яркой иллюминации. И какие корабли! Начиная от парусников и пароходов прошлого столетия до современных яхт, катеров и океанских лайнеров. Были и необычные суда с парусными мачтами и пароходными трубами. "Неужели в нашем маленьком городке такой огромный порт?" -- удивлённо думала Надя, глядя по сторонам.
Публика на набережной тоже сменилась. Казалось, Надя и её спутник попала в историческую энциклопедию с картинками, причём картинки были из самых разных стран и эпох. Мимо проходили люди в старинных английских, испанских, голландских костюмах, военные в ярких мундирах. Шуршали длинные платья дам. Корабли оживлённо беседовали друг с другом и с людьми на пирсах, Надя слышала их голоса, говорящие на разных языках. А вместо привычных ясеней и вязов в парке рядами росли невысокие деревца, сейчас стоявшие без листьев, но полностью покрытые мелкими белыми цветами. Над низким парапетом, отделявшим парк от набережной, словно парило лёгкое белое облачко.
Надя подошла, протянула руку и коснулась гроздочки розово-белых цветов.
-- Сакуры... -- проговорила она. -- Я никогда не видела их, только на фотографиях.
-- Я видел их в Копенгагене, в апреле прошлого года, -- отозвался Сообразительный. -- Тогда они тоже цвели. Из гавани их хорошо было видно.
Надя подняла голову. Над набережной и парком по скалистому склону взбегали вверх дома с остроконечными крышами, башенками и шпилями. В окнах уютно светились огоньки, на балконах с узорными перилами сидели люди, пили чай и смотрели на гавань. А ещё выше тянулась каменная аркада с балконом. Там тоже прогуливалась нарядная публика.
-- Слушай, мы ведь не в нашем городе, -- поняла Надя.
-- И даже не в нашей реальности, -- добавил Сообразительный. Он улыбнулся по-мальчишески беззаботной улыбкой: -- Вот и хорошо! Мы можем делать, что хотим, и никто нам не указ!
-- Мы как будто сбежали с урока, -- проговорила девушка. Сообразительный весело отозвался:
-- Или ушли в плавание без капитана.
-- Точно! -- рассмеялась Надя. -- И кажется, мы приплыли!
Неподалеку прямо на набережной располагалась танцплощадка. Тут же играл оркестр, тот самый, который они слышали по дороге сюда. Дальний конец танцплощадки уходил в море. Там кружилась в вальсе пара: высокий мужчина в тёмно-синей форме морского офицера, с короткими пепельными волосами, зачёсанными назад, и элегантная молодая женщина с волосами оттенка густого золота, в длинном голубом платье из шуршащего шёлка. Вокруг собралось немало зрителей.
Надя с Сообразительным тоже засмотрелись на эту великолепную пару. Мало того, что они прекрасно танцевали, они ещё и сами были красивы. Открытое, мужественное лицо кавалера наводило на мысль о ещё молодом, но опытном офицере военного флота. Его дама, с аристократическими чертами лица, напоминала принцессу, прекрасную, и, Надя почему-то была уверена, добрую.
Вот они соскользнули с края танцплощадки и закружились в танце над волнами. Надя так и застыла с удивлённым взглядом:
-- Они танцуют на воде?
-- Они корабли, -- пояснил высокий мужчина в старинном камзоле и треуголке. -- А корабли умеют ходить по воде и в человеческом облике.
-- Значит, и ты умеешь! -- сказала Надя Сообразительному. Он отозвался с неловкой улыбкой:
-- Ходить, наверное, умею, а вот так станцевать точно не смогу. -- Кажется, он был несколько огорчён.
-- Не переживай, -- попыталась утешить его Надя. -- Я тоже танцевала вальс только один раз. С отцом. Он пробовал учить меня перед выпускным вечером.
-- Значит... мы не сможем станцевать вместе?
Танцоры между тем вышли на середину и поклонились публике. Им аплодировали. Музыканты в кремовых фраках и белых сорочках взяли инструменты, встали со своих мест и тоже вышли на сцену.
-- Ну вот, музыканты уходят, -- окончательно расстроился Сообразительный.
-- Подожди, -- Надя кивнула на эстраду, где только что сидел оркестр: -- Кажется, на их место пришли другие.
Действительно, оркестрантов сменили двое человек с гитарами. Они пристроили инструменты на коленях, поправили микрофоны, и зазвучала песня, хорошо знакомая Наде:
Вновь о том, что день уходит с земли, Ты негромко спой мне, Этот день, быть может, где-то вдали Мы не однажды вспомним...
На площадке появились танцующие пары. Не вальс, а медленный танец, от которого Надя весь вечер отказывалась на школьном балу. Но теперь она отказываться не собиралась. Если только Сообразительный сообразит её пригласить.
Танцующих пар становилось больше. Посмотрев на них, Сообразительный провёл рукой по волосам:
-- Ну, с этим мы справимся. -- Он решительно повернулся к девушке: -- Надя, в общем... Я приглашаю тебя на танец.
Они вышли на танцевальную площадку -- молодой человек в элегантном костюме с галстуком-бабочкой, и девушка в нарядном нежно-бирюзовом платье, лёгкая, стройная, женственная. Он бережно взял её за талию, она положила руки ему на плечи. Сообразительный сначала нерешительно, потом смелее и смелее повёл её в танце.
Вспомним, как прозрачный месяц плывет Над ночной прохладой Лишь о том, что все пройдет Вспоминать не надо...
Она смотрела в его глаза, и теперь понимала, чем взгляд корабля отличается от взгляда человека. В его серых глазах, смотревших на неё, было море, такое знакомое море северных широт, стального цвета, но иногда играющее оттенком лёгкой, едва заметной голубизны. А ещё они светились удивительным теплом -- теплом живой души. И какая разница, корабельная ли душа или человеческая, ведь главное -- этот тёплый свет.
Спой о том, как вдаль плывут корабли Не сдаваясь бурям, Спой о том что ради нашей любви Весь этот мир придуман.
Спой о том, что биться не устает Сердце с сердцем рядом Лишь о том что все пройдет Вспоминать не надо...
Песня закончилась. Музыканты отложили гитары. Танцующие начали расходиться, а Надя и Сообразительный продолжали стоять, глядя друг на друга. Словно бы должно произойти что-то ещё. Надя поняла: надо ему сказать. Немедленно. Сейчас.
-- Послушай... -- заговорили они одновременно. Надя тут же спохватилась:
-- Извини, я перебила... Говори!
-- Нет, сначала ты. Ведь ты тоже хотела что-то сказать?
-- Да... -- Надя опустила голову, а потом снова подняла глаза: -- Ты спрашивал, не будет ли мне одиноко, когда я стану Смотрительницей, без семьи и детей, посвятив жизнь только маяку. -- Помолчав, она тихо проговорила, глядя на него: -- Не будет, пока ты возвращаешься в эту гавань и я могу придти и побыть у тебя на борту.
-- Спасибо... -- ответил он тоже тихо. Лицо его озарилось мягкой, ласковой улыбкой: -- Корабль редко бывает один, ведь на борту почти всё время экипаж. Но... Кораблю тоже нужна живая душа, которая всегда бы ждала его возвращения в свою гавань. И... я хочу, чтобы это была ты, Надя. -- Он помолчал. -- Знаешь... я сегодня попробовал побыть человеком, чтобы стать ближе к тебе.
-- У тебя получилось... -- Надя ласково провела ладонью по его щеке, по густым светлым волосам. Легонько притянула его к себе за плечи. Их губы соприкоснулись. Прикосновение было лёгким, едва ощутимым, совсем не таким, как поцелуи в кино. А ещё она почувствовала, что его губы тёплые. Как и его руки, держащие её за талию. Как и его взгляд...
Что-то изменилось в ней после этого лёгкого и тёплого корабельного поцелуя. Как будто появилась решимость сделать что-то... Что именно, Надя пока не знала.
Только теперь Сообразительный и Надя обнаружили, что покинули площадку и стоят на воде, на чуть покачивающихся волнах стального оттенка, уносивших их дальше и дальше от берега.
-- Ой, -- тихонько воскликнула девушка, но Сообразительный успокаивающе проговорил:
-- Не бойся. Корабли умеют ходить по воде и в человеческом облике. Если что, я тебя удержу.
-- Постой. -- Надя положила ладони на его руки, придерживавшие её за талию: -- Я тоже хочу попробовать! Мне кажется, у меня получится!
Он отпустил её. Опираясь на руку Сообразительного, девушка сделала шаг, другой... и оттолкнувшись от его руки, побежала по волнам.
-- Надя, ты что задумала? -- удивлённо воскликнул Сообразительный. Не оборачиваясь, она прокричала:
-- Я тоже хочу стать ближе к тебе!
Её удаляющаяся фигура растаяла в призрачно-белом сиянии, и вот уже вместо девушки по волнам мчалась лёгкая белая яхта плавных, стремительных очертаний. А её догонял светло-серый корвет. Два корабля мчались по морю под светлеющим небом.
Вернувшись в ходовую рубку, Виктор Антонович застал Надю спящей, опрокинув голову на руки, сложенные на штурвал. Он не стал будить ни девушку, ни свой корабль. Лишь осторожно накрыл плечи Нади капитанским кителем. "Пусть они вместе бродят по дорогам своих снов", -- мягко улыбнулся он и тихонько вышел на ходовой мостик. Он был хорошим капитаном. И он знал, что и человеку, и кораблю всегда нужен кто-то особенно дорогой и близкий, кто ждёт его на берегу.
Он проснулся на обычном месте, возле набережной в Роттердаме, выложенной чёрно-белой каменной плиткой. Утро выдалось хмурым. Ветер нёс над городом низкие рваные облака, временами накрапывал дождь. По набережной спешили на работу люди, укрываясь от дождя под зонтами. А он по-прежнему был прикован к вбитым в дно сваям. И на палубе его стояли всё те же столы и стулья.
Как будто ничего не прозошло...
-- Ну что, Маячок! -- окликнул его Бюффель за понтонным мостом. -- Как тебе сны о Звёздной гавани?
"Это был сон? -- растерянно подумал корабль. -- И путешествие в Звёздную гавань, и Маяк всех дорог, и часовенка на сваях... И Соль! Неужели она всего лишь образ из сновидения?"
читать дальшеОн словно услышал глубокий и звучный голос Леди Роттердам: "На земле тебе будет казаться, что это всего лишь сон. Но не верь этому чувству. Звёздная гавань существует, и всё, что с тобой здесь происходит -- происходит на самом деле".
Значит, и Соль -- настоящая, живая! И он снова увидит её!
-- Это не сны, -- решительно возразил Тинто. -- Звёздная гавань есть на самом деле! И мы живём здесь и там.
-- Сны или не сны, кто их разберёт, -- беспечно отозвался Бюффель. -- Но я рад, что вижу одни и те же сны с Анни, -- он хитро посмотрел в сторону Аннихье, смущённо примолкшей у пирса.
Пасмурный день с холодным ветром, бросавшим на палубу мелкие капельки дождя, ничуть не портил Тинто настроения. На душе корабля было легко и светло. А когда вечером хозяин включил его маяк, Тинто почувствовал себя полностью счастливым.
Тинто с радостью принял посетителей ресторана и пожалуй, впервые за всё время ощутил удовольствие от своей работы. Ведь люди приходят к нему не просто отведать деликатесы испанской кухни. Они приходят ещё и потому, что его маяк светит. Светит им, напоминая о чём-то важном.
К ночи начало проясняться. Ветер поутих. В просветах между туч замерцали звёзды. Посетители ресторана разошлись, а потом ушёл и хозяин, закрыв рубку на ключ. На набережную опустилась тишина. Волны чуть покачивали корабль, от этого было спокойно и сонно, и Тинто начал задрёмывать. Соль не появлялась, но он знал: она обязательно придёт.
Наконец послышалось знакомое стрекотание мотора. Над каналом, светя навигационными огнями, снижался маленький биплан.
-- Соль! -- обрадовался корабль. Самолёт пролетел над мостом со львами, и вот уже Соль в облике девушки соскочила на палубу:
-- Тинто, ты собираешься проспать первый рабочий день?
-- А что, нам уже на работу? -- удивился он.
-- А ты что думал? -- весело отозвалась Соль и уточнила: -- Сначала мы пройдём инструктаж у Брайтсайда, а потом вместе с ним отправимся в Звёздный океан. Мы будем на одном участке с Брайтом и ещё тремя кораблями. Там сложная навигация, и поэтому нужно несколько маяков. А я буду вашим дежурным метеорологом.
-- Это как?
-- Ну, как. Летать, собирать данные о космической погоде, делать прогнозы. Предупреждать проходящие корабли о возможных штормах. А заодно присматривать за вами, чтобы солнечным ветром не отнесло в сторону. Вам же нужно сохранять позицию.
Девушка взбежала по ступенькам на нос корабля и показала вперёд, где светила звезда, необычно яркая и лучистая:
-- Смотри, это Маяк всех дорог! Он показывает нам путь. Так что курс на Маяк и полный вперёд!
-- Есть полный вперёд! -- бодро отозвался Тинто, мысленным усилием сбрасывая скобы, прикреплявшие его к сваям.
Мебели на его палубе уже не было, только растения в горшках, расставленные так, как это сделала Соль перед их первым путешествием. И мост со львами тоже исчез! Впереди поблёскивала в свете фонарей чуть волнующаяся водная гладь, уходя к ночному небу, туда, где светил Маяк. Серебристые огоньки звёзд мерцали в небе и за прозрачной поверхностью воды.
Тинто отчалил от набережной и направился в Звёздный океан.
Титаник возвращался из дальнего рейса. Он был в нескольких часах пути до Звёздной гавани. Участок, который ему предстояло пройти, был непростым в навигации, но здесь всегда стояли на посту корабли-маяки, помогавшие не сбиться с курса. Хотя трансгалактические лайнеры ворчали, что именно на этом участке с множеством гиперпространственных входов, расположенных близко друг к другу, не помешала бы ещё пара-тройка маяков.
И кажется, Гильдия начала решать эту проблему. Титаник видел огонёк маяка с новым, незнакомым световым сигналом. Видимо, кто-то из недавно прибывших в Звёздную гавань.
-- Доброго плавания, Титаник! -- послышался задорный девичий голос. Навстречу лайнеру летел самолёт, маленький лёгкий биплан. -- Оставь маяк справа по борту, иначе промахнёшься гиперпространственным входом, как в прошлый раз!
-- Ну знаешь, самолётик, я дважды на один айсберг не налетаю, -- отозвался Титаник. -- Кстати, как твоё имя и что ты здесь делаешь?
-- Меня зовут Солейль, -- ответил биплан, закладывая крутой вираж над палубой Титаника. -- Можно коротко -- Соль. Я работаю в метеослужбе. А прилетела передать прогноз погоды и напоминание от мистера Эндрюса смотреть на навигационные знаки.
-- Привет, навигационный знак! -- поздоровался Титаник, проплывая мимо корабля-маяка. -- Тинто, -- прочёл он имя, написанное крупными белыми буквами на борту. -- Ты новенький?
-- Да, я здесь совсем недавно, -- ответил Тинто. -- Мы с Соль пришли в Звёздную гавань два дня назад. Мистер Эндрюс установил мне солнечные двигатели, и...
-- И теперь Тинто снова в море и снова светит! -- закончила вместо него Соль и пошла на новый разворот: -- Титаник, на том конце гиперкоридора сейчас небольшой шквал, но к твоему приходу он закончится. А в диспетчерской Лунной пристани сегодня дежурит Лео.
-- Упс, -- сказал Титаник. -- Это похуже любого шквала. Если не сброшу скорость на подходе к акватории, отправит на дальний пирс.
Эдвин, стюард Титаника, вышедший прогуляться по верхней палубе вместе с компанией пассажиров, тоже обратил внимание на новый маяк:
-- То, что здесь появился новенький из Гильдии -- добрый знак. -- Он достал из кармана часы на цепочке: -- Тай, ты знаешь, что прошёл этот маршрут на десять минут быстрее Мавритании? У тебя есть шанс побить её рекорд.
-- И Голубая лента снова будет у меня! -- воскликнул лайнер. -- Вот наши обрадуются! Эй, Тинто, Соль! По прибытию жду вас в гости!
-- Спасибо! -- отозвались корабль-маяк и самолёт. Пролетев над палубой трансгалактического лайнера, Соль весело крикнула: -- Доброго плавания тебе и твоим пассажирам, и до встречи в Звёздной гавани!
Эдвин посмотрел вслед удаляющемуся самолёту и снова взглянул на часы:
-- Тай, не пора готовиться к входу в гиперпространство?
-- Пора, -- ответил Титаник. -- Объяви пассажирам и проследи, чтобы никого не было на верхней палубе. А я начну подготовку к маневру.
Подлетев к Тинто, Соль превратилась в девушку и соскочила на палубу корабля. Пробежала по палубе и забралась по металлическим ступенькам на нос. Облокотилась о борт и подперев ладонью подбородок, посмотрела вслед удаляющемуся лайнеру:
-- Как ты думаешь, он побьёт рекорд Мавритании?
-- Мне кажется, ему это не так важно, -- отозвался Тинто. -- Ему важно, что он здесь нужен и что есть те, кто любят и ждут его.
-- Это важно каждой живой душе -- человеку, кораблю, самолёту, -- задумчиво проговорила Соль и добавила, кивнув на палубу: -- У тебя кактус зацвёл, ты не заметил?
-- Точно, зацвёл! -- удивлённо проговорил Тинто. На макушке огромного круглого кактуса, похожего на арбуз, распустился светло-жёлтый цветок. -- А я и не обратил внимания.
-- Это в честь твоего первого рабочего дня, -- улыбнулась Соль. -- Как же здорово, что ты снова светишь!
Она повернулась, оперевшись спиной о борт и глядя на его маяк. Космический бриз чуть шевелил её короткие волосы. На лице Соль светилась счастливая улыбка, глаза сияли как звёзды, и Тинто казалось, что от её взгляда его маяк горит ярче.
Соль очнулась:
-- Ну, мне пора. У тебя своё дежурство, а у меня своё. Я полетела!
Она легко вскочила на борт, сделала шаг в звёздную пустоту, и вот уже вместо девушки с задорно взлохмаченными короткими волосами Тинто видел маленький биплан.
-- Передавай привет Брайту и ребятам! -- попросил Тинто.
-- Ага, передам! -- Самолёт описал круг над кораблём-маяком и начал быстро удаляться: -- До скорого!
-- До скорого, Солнышко, -- проговорил Тинто ей вслед. "Спасибо тебе, что зажгла меня. Теперь мы будем светить вместе. Ведь мы живём, чтобы светить".
После церемонии Тинто ещё пообщался с новыми товарищами, а потом они с Брайтсайдом и Соль вышли из здания Гильдии на освещённую вечерними огнями площадь. Небо уже становилось по-ночному тёмно-синим, в нём розовели редкие облака и мерцали первые звёзды.
Болтая с Брайтсайдом, они покинули площадь, прошли тихими переулками, спустились по каменной лестнице и оказались на смотровой площадке с витыми металлическими перилами. Отсюда виднелись черепичные крыши и башенки, сбегавшие каскадом вниз, к побережью. За ними поблёскивала звёздами морская гладь цвета индиго, сливаясь у горизонта со звёздным небом.
Они остановились, облокотившись о перила и глядя на море с далёкими огоньками кораблей. Тёплый ночной ветерок легонько трепал их волосы.
-- Вам надо где-то жить, -- заметил Брайтсайд. -- Многие из нашей Гильдии живут на одной улице, она так и называется -- Маячная. Две свободные комнаты там найдутся наверняка. А пока можно переночевать у меня.
Тинто и Соль переглянулись.
-- Мы лучше походим по городу, Брайт, -- отозвался Тинто. Во-первых, ему хотелось просто побродить по городским улочкам вместе с Соль. А во-вторых... ему казалось, они забыли сделать что-то важное. Брайтсайд улыбнулся:
-- Тогда до завтра! Доброго плавания! И чистого неба -- так ведь принято у самолётов?
читать дальшеБрайтсайд взбежал по каменным ступеням и скрылся за поворотом лестницы. Тинто наконец вспомнил:
-- Мы совсем забыли, Соль. Сегодня с нами произошло столько хорошего! Мы должны поблагодарить Звезду морей.
-- Точно! -- воскликнула девушка. -- Крылатые сёстры говорили, в городе есть церковь. И входов в неё много... Наверняка где-нибудь поблизости есть вход! Пойдём поищем!
Они спустились по лестнице на улочку, бежавшую извилистым ручейком между невысоких домов с прихотливой каменной резьбой на фасадах и узорными металлическими балкончиками. У входных дверей горели фонари. Вдоль стен стояли глиняные горшки с растениями, и улица казалась небольшой оранжереей.
-- Совсем как у тебя на палубе, -- весело заметила Соль и озадаченно проговорила: -- Где же вход в церковь? Может вы знаете, месье? -- обратилась она к высокому мужчине в белом плаще, быстрым шагом спускавшемуся по этой же улице.
Незнакомец остановился. Фонарь выхватил из темноты его красивое лицо, обрамлённое длинными, чуть вьющимися светлыми волосами. Его длинные тонкие брови тоже были светлыми, в тон волос, а глаза, наоборот -- тёмными и глубокими, как ночное небо.
-- Если вы к Звезде морей, можете пойти со мной, -- сказал он. -- Я как раз иду к Ней.
Он быстро зашагал по улице, мощёной гладкой каменной плиткой. Ветер развевал его волосы и полы плаща. Казалось, незнакомец не идёт по мостовой, а летит над морскими волнами. Наверное, потому что на самом деле он -- корабль, как многие местные жители... Тинто и Соль поспешили за ним.
Вслед за незнакомцем в плаще Тинто и Соль пошли извилистыми городскими улочками, сбегающими, словно ручейки, к морю, теперь уже по-ночному чёрному. За всё время незнакомец не сказал ни слова, даже не оглянулся на них, но Тинто знал, что он не оставляет их с Соль без внимания, поджидает на поворотах, сбавляет шаг, если они начинают отставать.
По лестнице с перилами, украшенными круглыми фонарями, они спустились к берегу. Слева светила огнями Лунная пристань, до неё было совсем недалеко. Впереди узкая дорожка, обсаженная цветами, вела к небольшому белому зданию с куполом, увенчанным многолучевой звездой. Здание стояло на сваях, их не сразу можно было различить в темноте, и поэтому казалось, что церковь парит над морем.
Незнакомец остановился на пороге, поджидая их. Приоткрыл деревянную дверь, украшенную металлической ковкой, пропуская Тинто и Соль вперёд, и зашёл за ними следом.
Тинто так и остановился, поражённый. Казалось, впереди распахнулось от горизонта до горизонта море огоньков, и они втроём стоят на берегу этого живого, трепещущего золотистого моря. Внутри церковь была явно больше, чем выглядела снаружи. Белые своды, покрытые тонкой росписью, поднимались вверх изящными арками, а под ними над трепещущими огоньками горящих свечей словно бы парила женская фигура в длинных светлых одеждах и голубой накидке.
-- Звезда морей... -- тихонько прошептала Соль рядом. Да, на картине, написанной неведомым художником, могла быть только Она. Над головой Её чуть поблёскивал серебристым круглый венец из звёзд. Лицо светилось бесконечной добротой и любовью, и Тинто чувствовал: сейчас Она смотрит на него, и улыбается тихой и ласковой улыбкой.
Кто-то легонько тронул его за плечо. Тинто повернулся. Незнакомец в белом плаще, который привёл их сюда, подал ему свечу. Такая же свеча была в руках у Соль.
-- Я должен зажечь её? -- шёпотом спросил Тинто. Незнакомец тихо ответил:
-- Она загорится сама, от огня твоей души.
Больше он не сказал ни слова. Высокий, прямой и белый, как мачта с парусом, он держал в руках горящую свечу, уйдя в неслышную молитву. Тинто заметил, что и волосы у него белые как снег. Почему-то он подумал, что этот незнакомый корабль (а Тинто уже не сомневался, что это корабль) часто приходит сюда.
Тинто последовал примеру незнакомца и мысленно обратился к Звезде морей.
Горячая благодарность переполняла его душу. Тинто мысленно благодарил Звезду морей за всё доброе, что Она сделала для него, маленького скромного корабля-маяка, не имевшего даже собственного имени. За удивительное путешествие в Звёздную гавань, за Маяк всех дорог, который помог пройти через туман, за встречу с кораблестроителем Томасом Эндрюсом и другими хорошими людьми и кораблями. А главное -- за то, что маленький отважный самолётик приземлился у него на борту... И словно зажжённая его молитвой, свеча загорелась в его руках. И у Соль свеча горела тоже.
Незнакомец в белом поставил горящую свечу на алтаре. Тинто и Соль сделали то же самое.
Втроём, они вышли из церкви на мостки, ведущие к берегу.
-- Доброго плавания, -- проговорил незнакомец и чуть улыбнулся уголком губ. Тинто и Соль не успели ответить, как он спрыгнул с мостков прямо на воду и таким же быстрым, лёгким шагом пошёл по волнам прочь от берега. А через мгновение вместо него по прозрачно-тёмной воде шёл белый парусник, быстро удаляясь. Вот его мачты оделись парусами, зажглись навигационные огни, и вскоре он уже сверкал у горизонта яркой звездой.
-- Мы даже не спросили его имя, -- задумчиво проговорила Соль, глядя вслед ушедшему кораблю.
-- Я успел прочесть на борту, -- отозвался Тинто. -- Его зовут Коспатрик.
Тинто и Соль шли по набережной. Впереди сияли многочисленные огни Лунной пристаним. Там было оживлённо и людно, то и дело причаливали и уходили в море корабли. Издали доносились музыка и радостные голоса. А здесь было тихо. По пути им попался пирс на понтонах, тоже безмолвный и пустой, освещённый одиноким фонарём возле берега. Его дальний конец словно растворялся в ночном море с огоньками звёзд.
-- Давай здесь посидим, -- предложил Тинто.
-- Давай, -- согласилась Соль. Они прошли по деревянному пирсу, чуть покачивавшемуся на волнах, и сели на край, опустив ноги в воду.
-- Звёзды... -- проговорила девушка. -- Как много!.. Ты заметил, что они и в небе, и в воде?
-- Да, -- отозвался Тинто. -- Ведь это же Звёздный океан.
-- Значит, небо продолжается и там... -- задумчиво проговорила Соль. -- Море и небо... Они как будто бы одно и то же.
-- Да, наверное, ты права... -- согласился корабль.
Соль легла на спину, глядя в ночное звёздное небо и улыбаясь. Тинто тоже лёг, закинув руки за голову. Он смотрел на мерцающие огоньки и думал о том, как хорошо вернуться к любимой работе, и хорошо оттого, что Соль будет где-то рядом... Она будет прилетать и останавливаться у него на борту, и они будут вместе смотреть на Звёздный океан. Соль. Солнечная, лучистая... Встрече с ней Тинто был даже больше рад, чем выходу в море.
-- Соль, я хотел спросить... -- Тинто повернул к ней голову и с трудом скрывая волнение, проговорил: -- Когда Маяк всех дорог говорил с тобой... Что ты ему ответила? Ты ведь обещала сказать потом.
-- Тинто, разве это так важно? -- попыталась девушка уйти от ответа.
-- Да, важно, -- настаивал Тинто. -- Потому что... мне очень важно это знать, и всё!
Соль помолчала. Потом тихо проговорила:
-- Когда Маяк спросил меня, зачем я иду в Звёздную гавань, я ответила: чтобы помогать тебе светить, Тинто...
-- Чтобы помогать мне светить.. -- негромко повторил корабль. -- А я и не смогу без тебя светить... в смысле, светить по-настоящему, чтобы помогать другим найти дорогу.
Он протянул руку, и его пальцы встретились с её маленькой тёплой ладонью. Он сжал её ладонь в своей, чтобы больше уже никогда не отпускать.
Звёзды мерцали серебристыми огоньками в бархатной черноте ночного неба, волны легонько покачивали пирс. Соль, кажется, подрёмывала, закрыв глаза и чуть улыбаясь. Держа в руке её ладошку, Тинто тоже начал задрёмывать, и вскоре ушёл в глубокий и безмятежный сон.
Его имя было Гигантик. Корабль хорошо это помнил, потому что имя было одним из первых слов, услышанных им в жизни. Его произнёс красивый человек с добрыми ясными глазами. Коснувшись рукой холодного металла, из которого был сделан киль будущего судна, он позвал весело и ласково: – Гигантик! Просыпайся, соня! С рождением тебя. И тогда корабль ответил человеку таким же ясным и тёплым взглядом. И уж потом медленно и чуть неуверенно спросил: – Гигантик – это я? читать дальше– Ты, кто же ещё. Трансатлантический лайнер Гигантик. То есть, будешь лайнером, когда мы достроим тебя. – А вы кто? – А я Томас Эндрюс, конструктор кораблей. Я участвовал в создании проекта, по которому тебя будут строить и по которому уже построили твоих братьев. Гигантик молчал. Ему было почему-то очень хорошо, так хорошо, что даже не хотелось больше говорить. Но он всё-таки спросил: – Моих кого построили?.. – Братьев. Два корабля, очень большие, очень красивые, такие же, каким и ты станешь. Старшего зовут Олимпик, он уже в море, возит пассажиров. А второй Титаник, он пока здесь, на верфи, его ещё не совсем достроили. Но скоро и он уйдёт в море, будет вместе с Олимпиком плавать. Они оба ждут, когда к ним присоединишься и ты. – Ждут меня?.. От этого стало очень радостно. Корабль ещё не понимал, почему так хорошо, когда тебя кто-то ждёт, но радость его от этого не была слабее. – Мистер Эндрюс, скажите братьям, что и я жду встречи с ними! – горячо попросил он человека. – Конечно, – кивнул ему Эндрюс. – А вы ещё придёте ко мне? Расскажете о них? Я хочу знать всё-всё! – Обязательно приду и расскажу, – улыбнулся конструктор. В тот же день Эндрюс побывал на Титанике и сообщил ему радостную весть – наконец-то появился на свет их с Олимпиком младший братишка. Ликованию Титаника не было предела. Но он был вне себя от досады, когда понял, что не скоро сможет увидеть Гигантика, и даже высказал Эндрюсу, что люди могли бы построить их с братьями всех троих разом, и не пришлось бы тогда им скучать друг о друге. Конструктор кое-как успокоил свой рассерженный корабль, пообещав ему, как и Гигантику, что будет рассказывать о брате. Однако выполнить оба обещания оказалось труднее, чем Эндрюс предполагал. В последнее время на него свалилось слишком много забот, связанных с достройкой Титаника и ремонтом Олимпика. Конструктор с трудом мог найти минутку даже для того, чтоб просто взглянуть на Гигантика, не говоря о том, чтобы рассказать что-то ему или кому-то о нём. Корабли, впрочем, не стали досаждать Эндрюсу расспросами. Титаник всеми мыслями был уже в первом плавании и почти не думал о младшем брате. А Гигантик и без Эндрюса слышал о братьях от рабочих, которые его строили. Люди говорили о них немало, особенно о Титанике. В их словах был огромный восторг, который в сознании Гигантика вырастал еще во много раз. Будучи на самом деле удивительными творениями человеческих рук, Олимпик и Титаник всё же не были в реальности и вполовину так прекрасны, как в воображении их младшего брата. Он так ярко рисовал себе их образы – два лайнера небывалой величины, сияющие красотой, самые быстрые и сильные, добрые и отважные – и непотопляемые. И он, Гигантик, должен был стать таким же, как они, и вместе с ними ходить по бескрайним морям. Это было чудесно. Жизнь вообще была чудесна. В ней были рабочие, которые окружали новый корабль теплом и заботой, делали всё, чтобы он поскорей оказался рядом с дорогими братьями. Было море, волшебное, зовущее, обещающее сказочно удивительную жизнь. И было небо над верфью, в котором иногда, выглядывая из сонных зимних облаков, появлялось самое прекрасное, что когда-либо видел Гигантик – солнце. Корабль мог смотреть на него бесконечно. Солнце было таким высоким и ни на что не похожим, оно дарило свет и радость, а без него становилось серо и грустно. Может быть, солнце, думал Гигантик – это тоже лайнер, который каждый день совершает рейс по небесному океану с востока на запад, а ночью уходит в какие-то неведомые моря. Однажды, когда Эндрюс пришел навестить его, корабль поделился с ним этой мыслью. – А ты фантазер! – рассмеялся его конструктор. – Это плохо? – смутился Гигантик. – Вовсе нет. Знаешь, если бы мы, люди, не были фантазерами, тебя и твоих братьев на свете бы не было. – В самом деле?.. Корабль задумался. – Мистер Эндрюс, люди такие замечательные, – сказал он, тепло глядя на своего конструктора. – А вы лучше всех людей на свете, вы знаете это? – Спасибо тебе, – улыбнулся человек. – Ты сам замечательный. – Хоть даже меня и только начали строить? – спросил Гигантик недоверчиво. – Тебя достроят. Да это и не должно иметь значения. Каким бы ни был и как бы не менялся твой корпус, главное то, что у тебя солнце в душе. Не давай ему погаснуть, мой корабль. «Как это – солнце в душе?» – хотел спросить корабль, но не решился. А Эндрюс коротко взглянул на небо, необычайно голубое в тот день, и сказал ещё: – Сейчас зима, солнце только светит, но не греет. Скоро наступит весна, и ты узнаешь, что солнце дарит ещё и тепло. И наступила эта весна, первая для Гигантика. Солнце поднялось выше, стали удлиняться дни. И этой весной счастливая, беспечальная жизнь юного корабля закончилась навсегда. Однажды в конце марта Эндрюс пришёл к Гигантику и сказал ему, что его брат Титаник наконец достроен и отправляется в первое плавание. А он, Эндрюс, его сопровождает и потому должен покинуть верфь. Гигантик загрустил. Он был очень привязан к своему конструктору и считал, что тот и так слишком редко появляется около его стапелей. Но делать было нечего, корабль понимал, что первое плавание очень важно для его брата, и нужно, чтобы Эндрюс был с ним рядом. Поэтому Гигантик только пожелал Титанику счастливого плавания. Эндрюс попросил его не скучать, пообещал, что скоро вернётся, и ушёл. Как оказалось, навсегда. О страшной гибели Титаника его младший брат узнал от рабочих с верфи. Эта весть потрясла Гигантика до глубины души. Оглушённый горем, он не мог даже плакать, только шептал жалобно и растерянно: – Нет, это неправда... Не может быть! Как мог погибнуть мой брат?.. Почему он?.. И мистер Эндрюс... Мистер Эндрюс, вернитесь, я прошу... не оставляйте меня! Рабочие ходили вокруг Гигантика с мрачными и печальными лицами. Они тоже были подавлены трагедией. Погиб удивительный корабль, самый большой, самый прекрасный из всех, что когда-либо плавали по океану, настоящее чудо, которое они сотворили собственными руками. Столько сил и умений понадобилось, чтобы построить Титаник, столько лет нелёгкого труда – и меньше, чем за три часа он канул в тёмную воду Атлантики. И с ним погибли всеми любимый Томас Эндрюс и другие их товарищи с верфи... Разговоры о проклятии Титаника зазвучали и здесь. Гигантик с трудом вникал в их смысл, он понял только то, что его брат нес в себе неведомое, но страшное зло, которое и заставило его идти навстречу гибели. Брат! Чудесный брат, которого корабль так любил, встречи с которым так ждал! – Неправда это, неправда! – повторял Гигантик, пытаясь не пустить в свою душу разочарование и следующий за ним страх. – Не мог брат быть таким, как вы говорите! Скажите же, что это не так! Но люди не слышали его и совсем не хотели утешать. Они даже работали над ним теперь без энтузиазма, и чувствительный Гигантик сразу это заметил. «Это из-за проклятия моего брата, – думал он. – Люди больше не хотят меня строить. Может быть, они думают, что и я проклят...» Если бы строительство корабля продолжалось по-прежнему, эти мысли, вероятно, скоро оставили бы его. Но через несколько дней после крушения Титаника люди прекратили все работы над его младшим братом и ушли. На следующий день они не вернулись, не вернулись и через день, и через неделю. Чувства корабля, когда он понял, что рабочие его бросили, невозможно описать. Впервые в жизни его охватил страх одиночества. Сначала он пытался звать людей, но они его не слышали и не возвращались, и Гигантик умолк в отчаянии. Ну конечно, теперь из-за гибели брата никто не станет продолжать его строительство, тем более, что оно началось совсем недавно. Он ещё даже не похож на корабль. Кому он нужен? Если даже мистер Эндрюс его оставил... И братья, которыми корабль так восхищался, тоже. Одного больше нет на земле, второй плавает где-то далеко, ему нет дела до него, Гигантика. Он совсем один на свете... На самом деле, конечно, люди не хотели бросать новый корабль. Они просто хотели сделать его надёжнее, чем был погибший брат, чтобы больше никогда не повторилась катастрофа, унесшая столько жизней. Инженеры снова начали работать над проектом и внесли в него немалые изменения. Было решено добавить ещё один отсек в корпусе судна, поднять переборки, укрепить обшивку. Поскольку строительство было ещё в самом начале, провести эту модернизацию было нетрудно. Но главное изменение произошло не в проекте корабля. Вспомнив легенду о титанах и гигантах, побеждённых олимпийцами, люди решили, что неразумно было давать трём пароходам имена этих греческих богов. Нет, они не хотели, чтобы Гигантик, плавая рядом с Олимпиком, погиб так же, как его брат Титаник. И они дали младшему кораблю другое имя – Британик, чтобы он был сильным, как прекрасная страна Британия, чтобы её надёжная земля защитила его от любой беды. Рабочие вернулись и продолжили постройку корабля. Но к этому времени что-то уже сломалось в юной душе Британика. Он стал замкнутым, молчаливым и печальным. Ведь он не мог знать, что люди оставили его лишь затем, чтобы помочь ему. Он знал только, что они покинули его в несчастье, и кто знает, не сделают ли это снова?.. Страх оказаться брошенным и ненужным поселился в нём накрепко. К своему новому имени он отнёсся равнодушно. Не всё ли равно, как тебя зовут, если и звать-то некому?.. Корабль стал бояться ночи, когда даже доброе светлое солнце оставляло его одного. Каждый раз с наступлением вечера его душа сжималась от ужаса. Ему казалось, что злая сила, погубившая Титаника, подкрадывается к нему в темноте, чтобы проникнуть в его корпус, затаиться там и уничтожить его. Однажды была особенно страшная ночь. На верфи стояла тревожная тишина. Над морем сгустился туман и стал медленно наползать на берег. В его зыбких, постоянно меняющихся очертаниях Британику чудилось что-то ужасное. Корабль чувствовал, что больше не может смотреть, как это что-то приближается, что он сойдёт с ума. Звать на помощь было бесполезно, Британик знал, что никто не придёт. «Успокойся! – уговаривал он себя. – Ничего не случится. Ты ведь не плаваешь в море и не можешь утонуть. Ты стоишь на стапелях. Говорят, на тех же самых, на которых строили Олимпика... А с ним ничего не случилось, и с тобой всё будет хорошо». Да, он в безопасности. И туман не может причинить никакого зла. Сколько кораблей даже плавают в тумане, и ничего. И наступит утро, и солнце вернётся, как возвращалось всегда, будет светло и тепло... А каково тому, кто лежит на дне моря в вечном мраке и холоде?.. – Братик... Бедный мой братик, – горестно повторял Британик, забыв о своих страхах. Незаметно он задремал, и тогда ему приснился сон. Британик видел, как туман вокруг стал ещё гуще, таким плотным, что, казалось, он не растает уже никогда. И вдруг из серой пелены медленно выплыл корабль. Он был огромный и невыразимо прекрасный, но такой печальный, что Британик, глядя на него, едва не заплакал. – Брат, – шепнул корабль, – помоги. Мне тяжело одному в темноте, без солнца. Помоги, избавь меня от проклятия. Я вернусь тогда... снова буду жить. – Как я могу помочь тебе? – спросил Британик тихо. – Скажи, что мне сделать?.. – Сделай то, чего не смог я. Переплыви Атлантику. – Обещаю... я переплыву. Переплыву, братик!.. Возвращайся, пожалуйста! Британик проснулся, но видение было таким ярким, что он так и не смог понять, действительно ли это был всего лишь сон. Корабль был очень взволнован. Разумом он, конечно, понимал, что своим плаванием через Атлантику не воскресит брата к жизни. Но вера в чудо, которая жила в нём с самого рождения, была сильнее. Может быть, думал Британик, я смогу спасти Титаника хотя бы от этой ужасной темноты и от одиночества. Ведь мистер Эндрюс говорил, что у меня солнце в душе. Говорил, да... Но если есть солнце в душе, почему мне так холодно и страшно?.. Может быть, оно давно погасло, это солнце. Мистер Эндрюс просил меня его беречь, а я не смог... И как я теперь согрею брата, если даже не могу согреться сам?.. И всё же, как ни мучили Британика сомнения, после той ночи ему стало легче. У него появилась цель, к которой можно было двигаться. А когда есть цель, она всегда помогает жить, как бы ни была призрачна. Когда Британик случайно узнал от рабочих, что на верфь для модернизации прибыл Олимпик, то прямо-таки воспрянул духом. Корабль понимал, что всё равно пока не сможет увидеть старшего брата, но просто так хорошо было знать, что он здесь, поблизости... Даже страх Британика перед темнотой отступал, когда он думал о большом, сильном лайнере, который и в ночь, и в непогоду ходил по морю и ничего не боялся, даже того, что может утонуть, как Титаник... «Брат, – мысленно обращался Британик к Олимпику, – я стану таким же, как ты. Я тоже ничего не буду бояться. Только... не оставляй меня и ты». Но Олимпик покинул верфь, а строительство Британика всё ещё продолжалось – медленно, очень медленно. Уайт Стар, которая вместе с Титаником потеряла не только репутацию, но и большие деньги, с трудом выделяла средства на новый лайнер. Случалось, что работы приостанавливали – ненадолго, но каждый раз Британик впадал в тоску и беспокойство. Он боялся теперь не только оказаться ненужным людям, но и того, что не выполнит обещания, данного Титанику, и не встретится с Олимпиком. Но постройка корабля всё-таки продолжалась, и чем больше Британик становился похож на своих братьев, тем сильнее крепла его вера в свою судьбу и свои силы. Постепенно ночное время перестало его тревожить. И всё же самыми счастливыми для него были утренние часы, когда над верфью неторопливо разгоралась заря, и горизонт начинал нежно розоветь, и рассвет медленно разливался по небу – из чёрного оно превращалось в тёмно-синее, а потом становилось всё голубее и прозрачнее. И наконец всходило солнце, каждый раз казавшееся всё более юным и прекрасным. Британик приветствовал его радостно, как друга, и иногда подолгу следил за его движением по небу. К сожалению, пасмурные дни в Белфасте стояли гораздо чаще ясных. Солнце порой на несколько недель пропадало за облаками, и корабль очень о нём скучал. Но зато когда тучи расходились, у Британика всегда был настоящий праздник. Он любил и море, как любит его всякий корабль. Он знал уже, что море может быть тёмным и коварным, что в нём можно утонуть, но всё же не мог его не любить. Ведь там, на этом бескрайнем водном просторе, была его жизнь. Там должен был начаться его путь, и Британик мог часами думать о том, что ждало на этой дороге – о дальних берегах, о встречах с другими кораблями, особенно, конечно, с Олимпиком... В его мыслях о будущем были и страх, и радость, и сомнение, и надежда и ещё много других, часто противоречивых чувств. Британик был спущен на воду только в феврале 1914 года. Произошло это тихо, без шумных церемоний. Корабль медленно, словно нерешительно, соскользнул со стапеля и легко заскользил по волнам. Он чувствовал растерянность и в то же время радость. Вот и вышел он на новый этап в своей жизни. Вот он и в море, и хотя ещё далеко его первое плавание, а всё-таки теперь гораздо ближе. «Как бы радовался за меня мистер Эндрюс», – с мимолётной грустью подумал Британик, вспомнив своего конструктора. Для корабля начался процесс достройки, через который когда-то прошли и его братья. А люди продолжали вносить усовершенствования в его проект. Главным из них была новая конструкция шлюпбалок, который были намного больше, чем на Олимпике и Титанике, и сразу бросались в глаза. Они позволяли разместить больше шлюпок на палубе, что, конечно, делало корабль надёжнее. Но Британик был очень огорчён. Ему так хотелось быть красивым, как братья, а дурацкие шлюпбалки, как он думал, непоправимо портили его внешность. Если бы корабль знал, что конструкция шлюпбалок принадлежит Томасу Эндрюсу, он бы, конечно, так не расстраивался. Но Британик этого не знал. Не знал он и того, что всё равно был очень красив, не меньше, чем его братья. К тому же он уже превосходил их по тоннажу и размерам, а в дальнейшем должен был превзойти и по роскоши (хоть и думал в своё время Титаник, что это невозможно). Люди начали отделку корабля, и тут случилось то, что снова всё переменило в судьбе Британика. Началась война. Собственно, Британик даже не сразу понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее, а когда понял, то не сообразил, что именно. По разговорам, которые вели между собой рабочие, и не всякий-то человек разобрался бы, что происходит, а тем более корабль, который не знал жизни, да и не особенно хотел знать, предпочитая реальности мир своих мечтаний. Война охватила всю Европу, бои гремели на суше и на море, люди тысячами гибли в сражениях, тонули корабли, и брат Британика Олимпик, перекрашенный в защитный серый цвет, каждый раз рисковал жизнью, отправляясь в рейс. Но юный лайнер ничего этого не знал. Он, конечно, понял со слов людей, что в мире происходит что-то катастрофическое, отчего гибнет много народу, и это его обеспокоило поначалу. Но на верфи в Ирландии не было никакой войны, здесь по-прежнему царил покой, и Британик мало-помалу перестал обращать внимание на разговоры, тем более, что у него хватало и своих тревог. Его строительство в очередной раз приостановили, и корабль снова загрустил. «Что за существа эти люди? – думал он в унынии. – Я мог бы уже десять раз переплыть океан, если бы они так не медлили. Чего они ждут? Думают, что бы ещё во мне поменять, чтобы я стал совсем непохожим на братьев моих?.. Или боятся чего-то? Но чего?..» В таких невесёлых раздумьях пребывал Британик и в первые дни ноября, когда на берегах Ирландии уже остро чувствовалось приближение зимы. Было холодно, тоскливо, солнце скрылось за тучами и никак не могло прорвать их плотный покров. Британик с грустью смотрел на горизонт, казавшийся ещё более недостижимым, чем когда-либо... и тут что-то произошло на этой тонкой линии между небом и водой. Там появилась маленькая точка и стала быстро приближаться, расти, и вот уже стало понятно, что это не точка, а корабль. Огромный удивительный лайнер двигался к берегу, скорость его постепенно снижалась, и вот он уже подошёл совсем близко и остановился рядом с Британиком, который смотрел и не верил, что действительно видит его. «А может быть, это снова сон?..» Мысль эта нахлынула, обдала холодом и растворилась без следа. Это был не сон. Это было взаправду.
Война началась, и за считанные дни распространилась по всей Европе, как чума. Начавшись с нападения Австро-Венгрии на Сербию, она молниеносно перекинулась на Россию, Францию, Бельгию – в них одну за другой хлынули германские войска. В ответ на вторжение в Бельгию Великобритания объявила войну Германии. Сообщение об этом и заставило экипаж Олимпика увеличить скорость и привести лайнер в Нью-Йорк раньше времени. Вскоре стало ясно, что Император ошибся в своих предположениях, во всяком случае, насчёт Олимпика. Его не стали ставить на прикол в порту. Несмотря на войну, люди хотели продолжать плавать. Они даже сильнее прежнего рвались из неспокойной Европы в Америку. Впрочем, из Нью-Йорка тоже отплывало много пассажиров – в основном англичане, которые не хотели быть вдали от родины в трудные для неё дни. Так что Олимпик остался на трансатлантической линии вместе с друзьями из Уайт Стар – братьями Адриатиком и Балтиком. От ватерлинии и до самых верхушек труб пароход перекрасили в неприметный серый цвет. Это была плохая защита на случай, если бы на него захотело напасть вражеское судно, но всё же лучше, чем никакой. читать дальшеПожалуй, Олимпику даже повезло. Всё-таки он продолжал заниматься своим делом, пассажирскими перевозками, и война пока не касалась его близко. А некоторым его друзьям с самого начала пришлось принять в ней участие. Адмиралтейству требовались корабли, и многие гражданские суда были им реквизированы и переоборудованы кто в коммерческие крейсера, кто в войсковой транспорт. В их числе был и Океаник. Старший товарищ Олимпика стал одним из первых пассажирских лайнеров, призванных на войну – и первым, кто на ней погиб. Он патрулировал воды островов на северо-востоке Шотландии и, маневрируя, чтобы избежать атак подводных лодок, сел на мель. Снять его не удалось, и через три недели после крушения Океаник окончательно затонул во время шторма. Это случилось в начале сентября, всего через месяц после начала войны. Гибель корабля осталась почти незамеченной людьми (кроме, конечно, его владельцев), но глубоко потрясла все пассажирские лайнеры. Ведь вот же, война только началась, а уже унесла жизнь одного из них. И в мирное время корабли садились на мели, но всем было ясно, что с Океаником не случилось бы этой беды, если бы ему не пришлось убегать от субмарин. Пароходы поняли, что опасность может угрожать каждому из них... Олимпик был подавлен не меньше других. Он любил и уважал своего старшего друга, который не раз помогал ему мудрым советом и просто добрым словом, когда новый лайнер только вышел в море, да и потом тоже. Океаник поддержал Олимпика после гибели Титаника и на время модернизации заменил на линии. И вот его не стало... Океаник был прав во всём. Он предвидел, что война начнётся, когда другие корабли и не думали о ней, а если думали, то отказывались верить. Олимпик даже теперь верил с трудом. Он всё ещё не мог понять, как это целые народы вдруг решили уничтожать друг друга. Такое чувство, думал Олимпик, что у них у всех разом помутился рассудок, может быть, так же, как два года назад у офицеров Титаника, когда они, не разбирая пути, вели корабль навстречу смертельному льду. Разница была только в том, что теперь число человеческих жертв могло быть таким, какого никогда не было ни в одном кораблекрушении. Олимпик ни с кем не делился своими тягостными мыслями, даже с товарищами из Белой Звезды. Им тоже нелегко, думал лайнер, а если они ещё и узнают, в каком смятении пребывает их флагман, то вполне могут упасть духом. Так что Олимпик продолжал ходить в рейсы, как ни в чём не бывало, словно происходящее в мире совсем не пугало его. Однако долго оставаться на линии ему не пришлось. Однажды в октябре, когда лайнер готовился совершить очередной рейс из Нью-Йорка, пришло известие об активности германских подводных лодок у британского берега в том районе, где он должен был пройти. Более того, в сообщении говорилось, что враги подкарауливают там именно его, Олимпика. Подводные лодки! Олимпик никогда ещё не видел эти странные корабли, которые удивительным образом плавали под водой, но уже много о них слышал. Он знал, что они очень малы, раз в пятьдесят меньше его самого, но страшно опасны. Невидимые под водой субмарины тихо и коварно подкрадывались к пароходам и стреляли по ним смертоносными торпедами. Даже тяжеловооружённые дредноуты оказывались беззащитными перед этими хитрыми лодками. Но Олимпик никогда и подумать не мог, что они захотят напасть на него, мирное пассажирское судно. В первую минуту корабль почувствовал страх – не столько за себя, сколько за людей, которые должны были на нём плыть. Ведь это их хотели убить. А в Олимпика, как и в любой пассажирский лайнер, раньше киля была заложена мысль: безопасность людей прежде всего. Неудивительно, что теперь он испугался. Как ему быть, как защитить пассажиров от опасности? На смену страху пришёл гнев. На нём должно было плыть много людей, среди них дети – совсем ещё маленькие, славные, никому не сделавшие зла. Да какими же надо быть негодяями, чтобы хотеть их убить?! Пусть даже война, пусть там кто угодно правит, но ведь должны же люди оставаться людьми! Неужели у тех, кто командует этими подлодками, нет своих детей, как они не понимают, что их гибель страшнее всего на свете? Неужели они сами не хотят просто жить, как можно отнимать жизнь у других? «Я не отдам, – решил он, – никого из моих пассажиров. Буду плыть так быстро, что никакие подлодки не догонят. А если догонят и попадут в меня, буду держаться на плаву, насколько хватит сил. Как Титаник держался…» Олимпик почувствовал облегчение, когда большая часть его пассажиров, узнав об угрозе нападения, отказалась от плавания. Разве в мирное время лайнер мог представить себе, что однажды будет так радоваться возвращённым билетам? Пересекая Атлантику, он уже почти и не думал о подлодках, когда его радист принял с берега новую весть. Субмарины были, четвёрка их подстерегала Олимпика в Английском канале, чтобы погубить вместе со всеми, кто был у него на борту. Капитан Хэддок, который был мрачен с самого дня отплытия из Нью-Йорка, угрюмо выслушал это сообщение и спросил, что ему следует делать дальше. Он получил приказ изменить курс и, обогнув Ирландию с севера, отвести пароход в Белфаст. Олимпик не знал, радоваться ему или огорчаться. С одной стороны, он был доволен, что теперь ему не придётся подвергать опасности жизни своих пассажиров. С другой стороны, было так досадно убегать от каких-то мелких подлых лодок. Да и что с ним будет дальше? Теперь, когда угроза стала явной, люди из Уайт Стар наверняка примут решение снять его с линии. И кто его знает, сколько придётся скучать на приколе?.. Люди говорят, что война скоро закончится. А если нет?.. «Зато, – вдруг вспомнил Олимпик и улыбнулся, – в Белфасте я увижу Гигантика... то есть Британика. Теперь-то уж наверняка!» Он стал думать о младшем брате. Какой он? Похож ли на Титаника? Рад ли будет их встрече или вовсе её не ждёт? Про себя Олимпик уже решил, что будет любить Британика вне зависимости от того, какими окажутся ответы на эти вопросы. Всё-таки это был их с Титаником брат, корабль, построенный по тому же проекту, что и они, теми же людьми на той же верфи. Двадцать седьмого октября Олимпик подошёл к острову Тори на севере Ирландии. Море здесь было неспокойно, по нему гуляли сердитые тёмные волны. Над ним низко склонялось суровое осеннее небо. Горизонт таял в туманной дымке. Тревожную тишину прорезал радиосигнал, и Олимпик замер от страха, мгновенно его узнав. Услышав его однажды в страшную апрельскую ночь двенадцатого года, лайнер уже не мог его забыть никогда в жизни. Это был сигнал бедствия, отчаянный зов судна, с которым случилось несчастье. Корабль тонул совсем недалеко от места, где находился Олимпик. Это был линкор королевского флота по имени Одейшес – Смелый. В то утро он направлялся на военные учения вместе со своей эскадрой. Их было семеро – Одейшес, три его старших брата и ещё три судна. Все они были могучие дредноуты с тяжёлым вооружением, гордые и отважные, готовые без страха встретить любого врага. Но враг напал, откуда они не ждали – из-под воды. Внезапно грохнул взрыв, и из-под левого борта Одейшес взметнулся столб воды. Корабль вскрикнул от неожиданности, а затем начал медленно крениться набок. – Одейшес, что с тобой? – сурово, с едва заметной тревогой спросил Король Георг, старший брат раненого линкора. – Не знаю, – ответил Одейшес. – Торпеда, наверное. Осторожно, держитесь подальше. – Идти можешь? – Пытаюсь. – Давай. Может быть, на мель где-нибудь сядешь... Держись. Линкоры сбавили ход, почти остановились в напряжённом молчании. Ни они сами, ни их команды не знали, что Одейшес налетел на мину и думали, что в него попала торпеда. Это означало, что вся эскадра в опасности. Подводная лодка, выпустившая снаряд, наверняка была близко, искала новую цель. Вскоре люди приняли решение увести корабли из опасной зоны. Король Георг пришёл в ужас, когда понял, что им придётся оставить брата в беде, но старался сохранять хладнокровие. Его же братья, Аякс и Центурион, открыто негодовали. – Как же так? – воскликнул Аякс. – Как мы его бросим? Он же не доберётся до берега сам! – На буксир, взять его на буксир нужно! – поддержал Центурион. – К чёрту подводные лодки! Нельзя уходить! – Приказ есть приказ, – с ненавистью сказал Король Георг. – Против людей не попрёшь. – Его не оставят, – попытался успокоить друзей линкор Орион. – Команда с ним. И эсминцы идут на помощь. – Какие эсминцы?! – не выдержал его брат Громовержец. – Разве мелкие эсминцы дотащат Одейшес до берега?! – Не беспокойтесь обо мне, – отозвался Одейшес. – Уходите. Я дойду сам. Доброго плавания, друзья! Корабли покинули своего товарища, но на душе у них было тяжело. А Одейшес, борясь с заливающей его отсеки водой, двинулся к берегу. Вскоре, однако, стало понятно, что дойти он не сможет. Он постепенно погружался, ему становилось трудно двигаться. Через три часа после взрыва машинное отделение оказалось полностью затоплено, и Одейшес окончательно потерял ход. Теперь он мог надеяться только на то, что другой корабль отбуксирует его к берегу. В это время на помощь линкору уже подошли двое: маленький крейсер и эсминец. Имя крейсера было Ливерпуль, в военном флоте его знали как смелого и надёжного товарища. Эсминца звали Фьюри – Ярость, и это имя она оправдывала полностью, несмотря на свои более чем скромные размеры. – Да это смех один! – закричала она, едва завидев перед собой огромный линкор. – О чём думают люди? Мы с Ливером тебя не дотащим, даже если впряжёмся вдвоём! Голос у Фьюри был хриплый, неприятный, но никакого смеха, о котором она говорила, в нём не было – эсминцу было ясно, что дело нешуточное. Крейсер не выносил, когда его называли Ливером, но сейчас он был слишком встревожен, чтобы обращать на это внимание. – Мы попытаемся, – сказал он. – Если люди решат, что надо, попытаемся. – Люди – идиоты! – огрызнулась Фьюри. – Эвакуируйте мою команду, – отозвался Одейшес. – Сейчас это главное. Его недаром звали Смелым. Даже теперь, когда гибель казалась неминуемой, в его голосе не было страха. Вдруг три военных судна увидели, что к ним с большой скоростью приближается пароход колоссальных размеров. Никакого вооружения у него на борту не было. Пассажирский лайнер. – Это же Олимпик Уайт Стар, – узнал его Ливерпуль. – Конечно, он, – усмехнулась Фьюри. – Другого такого верзилы во всей Англии не сыскать. Однако какого чёрта он забыл в этих водах? Жить надоело, что ли? – Но это удача, что он здесь, – сказал крейсер. – Он нам поможет спасти людей. Олимпик! Доброго плавания тебе, лайнер! Постепенно сбавляя ход, Олимпик остановился неподалёку от тонущего линкора. Он слышал, как общались по радио их капитаны, договариваясь о том, чтобы часть команды военного корабля взял на борт лайнер. Олимпик рад был помочь людям, но его мучил страх – неужели сам Одейшес должен будет погибнуть? Неужели ничем нельзя ему помочь, и он пойдёт ко дну, как когда-то Титаник?.. От линейного корабля уже отходили шлюпки, направляясь к Олимпику и Ливерпулю. И тут капитан Хэддок снова вызвал Одейшес на связь. – Мы можем взять на буксир ваш корабль, – сказал он Сесилу Дампьеру, капитану линкора. – Олимпик большое и мощное судно, думаю, он справится. – Капитан, я справлюсь! – воскликнул Олимпик, забыв о том, что Хэддок не мог его услышать. – Давайте сделаем это! – Ясное дело, он справится, – подтвердил Ливерпуль: он тоже слышал в эфире разговор двух капитанов. – Одейшес, слышишь? Лайнер доведёт тебя до берега. – Я слышу... – не сразу ответил Одейшес. – Олимпик, спасибо тебе... друг. Голос его прерывался. Он начал терять сознание. С каждой тонной воды в него неумолимо проникала смерть. – Дело сквернее некуда, – помрачнела Фьюри. – Олимпик, давай же быстрее! Искусно маневрируя, капитан Хэддок подвёл свой пароход к линкору так близко, как только было возможно. И тут Одейшес посмотрел прямо на Олимпика. Тот даже вздрогнул. В темнеющем взгляде тонущего судна смешались смерть и отчаянная жажда жизни, и решимость бороться за неё до конца, и мольба о помощи, и надежда. Он не хотел умирать, этот отважный боевой корабль, и Олимпик почувствовал, что должен спасти его во что бы то ни стало. Проворная Фьюри в два счёта протянула между линкором и Олимпиком прочные тросы. Команды эсминца и лайнера работали чётко и слаженно. Им помогали немногие оставшиеся на борту Одейшеса моряки. Они тоже стремились сохранить своё судно, не хотели отдавать его холодной глубине. Олимпик двинулся к берегу, таща за собой неуправляемый и почти бесчувственный линкор. Лайнеру было трудно. Дредноут, глубоко осевший в воде, был слишком тяжёл даже для него. К тому же погода совсем испортилась. Разыгрался шторм, и вода стала проникать в корпус Одейшеса быстрее. Натянутые до предела буксировочные тросы гудели от порывов ветра. Но Олимпик продолжал идти и идти вперёд. «Одейшес, друг, держись, – думал он. – Берег недалеко. Мы дойдём. Только ты держись». – Всё будет хорошо, они дойдут, – повторял Ливерпуль: вместе с Фьюри крейсер шёл рядом с линкором, взволнованно наблюдая за ним и Олимпиком. – Какой молодец этот лайнер! Он обязательно справится, выдержали бы тросы... Но тросы не выдержали. Лопнул один, за ним моментально и все остальные. – А-а-а, проклятье! – выкрикнула Фьюри с отчаянием и яростью. Одейшес, лишившись поддержки, стал погружаться в воду быстрее. Он тонул на глазах. Олимпик, неожиданно освобождённый от груза, по инерции резко двинулся вперёд и, прежде чем его команда смогла что-нибудь предпринять, оказался довольно далеко от Одейшеса. – Я попробую ещё раз! – крикнул лайнер. – Сейчас вернусь и попробую! Но не так-то просто было кораблю его размеров быстро выполнить маневр, чтобы вернуться к линкору. А времени не оставалось, это понимали и люди, и корабли. И тогда к Одейшесу решительно двинулся Ливерпуль. – Фьюри, – произнёс крейсер. – Давай, живо тяни тросы. Я попытаюсь. Фьюри подумала, что это безумие, что Ливерпуль, в четыре раза более лёгкий, чем Одейшес, никогда не сможет вытащить линкор. Однако она не сказала этого вслух и молча помогла крейсеру взять тонущий корабль на буксир. Крейсер тяжело тронулся с места. Олимпик смотрел на него с удивлением и почти с ужасом. Маленький Ливерпуль боролся отчаянно, с явной решимостью совершить невозможное. Он двигался к берегу медленно, очень медленно, но уверенно. И у кораблей снова вспыхнула надежда, что всё обойдётся, что им удастся спасти своего товарища. Но и на этот раз подвели тросы. Каким-то непостижимым образом они запутались в винтах крейсера, и острые лопасти перерубили их. – Ливер! – закричала Фьюри. – Давай ещё раз! Но и третья попытка буксировать Одейшес оказалась неудачной. Начинало смеркаться, когда люди поняли, что придётся оставить линкор. Он утонул уже до кормовой надстройки, и дольше находиться на нём было опасно. Капитан Дампьер приказал оставшимся на борту членам команды садиться в шлюпки. Сам он покинул корабль последним. Олимпик, Ливерпуль и Фьюри понимали, что люди теперь должны были думать о себе. И всё же они с отчаянием смотрели, как шлюпки всё больше отдаляются от гибнущего Одейшеса, оставляя его наедине с глубиной и смертью. – Одейшес! – крикнул ему крейсер. – Друг, прости... – Бесполезно, – хрипло отозвалась Фьюри. – Он уже не слышит. – Прости, – повторил Ливерпуль, по-прежнему глядя на линкор, – и доброго тебе плавания в иных водах, где не нужны твои пушки, где никто никого не убьёт, ибо нет смерти. Олимпик вздрогнул: крейсер говорил о Последнем Море. Он знал... Наконец люди с Одейшеса поднялись на борт Ливерпуля, и корабли двинулись прочь от места трагедии. Они отошли уже довольно далеко, когда на линкоре прогремел взрыв. Он был такой неимоверной силы, что разметал обломки несчастного Одейшеса более чем на семьсот метров, ударив по крейсеру, который был к нему ближе всех. На какой-то миг корабли просто оцепенели, не в силах произнести ни слова. Первым опомнился Олимпик. – Ливерпуль, ты цел? – в тревоге спросил он крейсер. Ответа не последовало. Тут уж Фьюри взбесилась не на шутку. – Ливер, какого чёрта ты молчишь?! – заорала она. – Не слышишь, что ли?! Скажи что-нибудь, только не то, что тоже собираешься идти ко дну, болван ты этакий! – Я цел, не кричи, – наконец отозвался Ливерпуль и тихо добавил: – Матроса моего убило осколком. Путь продолжали в молчании. – Ты не болтай о том, что тут было, – вдруг сказала Олимпику Фьюри. – Кто знает, что решит Адмиралтейство. Может быть, захотят, чтоб его считали живым до конца войны. – Верно, – согласился Ливерпуль. – Первый раз на войне погиб дредноут. Если об этом узнают, это может подорвать веру в мощь этих кораблей и ослабить боевой дух во флоте. – Я понимаю, – глухо ответил Олимпик. – Я буду молчать. – Но с братьями его поговорить надо, – печально произнёс крейсер. – Ты и говори, – ответила Фьюри. – Не умею я о таких вещах, сам знаешь... – У него есть братья? – потрясённо спросил Олимпик. – Трое. Он был четвёртым, младшим из них. Олимпик молчал. Двигался вперёд, не сбавляя скорости. Горизонт перед ним почему-то вдруг стал мутнеть и расплываться... – А ты молодец, лайнер, – сказал Ливерпуль, сумрачно взглянув на него. – У тебя смелая душа. В битве я бы спокойно на тебя положился. Жаль, что ты не боевой корабль. – Дурак ты, Ливер, – тихо произнесла Фьюри. – Хорошо, что он не боевой... Олимпику пришлось зайти на стоянку военных кораблей в заливе Лох-Суилли, чтобы высадить моряков с Одейшеса. Там его задержали на несколько дней. Оказалось, что Ливерпуль и Фьюри были правы. Офицеры в Адмиралтействе решили сохранить гибель дредноута в тайне и не отпускали лайнер в плавание до тех пор, пока не убедились, что его пассажиры и команда будут молчать о происшествии. Только второго ноября Олимпику позволили продолжить путь. Он отправился в Белфаст, где его пассажиры, совершенно измотанные долгим плаванием и событиями последних дней, наконец-то смогли сойти на берег. Здесь, на твёрдой земле, они были дома. А Олимпик отправился на верфь, откуда начался и куда раз за разом возвращался его путь. Вот и она – тихая гавань, где нет ни мин, ни подводных лодок, ни других ужасов войны. Что за корабль стоит там у берега?.. Олимпик заскользил по воде медленнее, чувствуя, как замирает и его душа. Он ждал этой встречи, и всё же был ошеломлён – так внезапно возник перед ним этот корабль, юный и прекрасный, удивительно похожий на погибшего Титаника. Братик...
Как Тинто был счастлив снова выйти в море! Пока он не привык к новым двигателям, Томас Эндрюс, стоя за штурвалом в ходовой рубке, помогал ему с управлением. Вскоре верфь осталась позади. Слева в отдалении виднелся город, ярусами взбегавший по скалистому берегу. Впереди простиралось море цвета прозрачной лазури с белыми гребешками волн. И небо над морем было таким же безмятежно-голубым. В нём величественно проплывали розовато-белые башни облаков, медленно меняя свои причудливые очертания.
-- Соскучился по морю, Маячок? -- ласково спросил Эндрюс.
-- Не то слово! -- воскликнул корабль. -- Как же я жил все эти годы? Можно сказать, что и не жил вовсе.
-- Ну, радуйся теперь встрече с морем и осваивайся с управлением, -- улыбнулся кораблестроитель.
-- Дельфины! -- Кевин, стоявший у борта, показал рукой. Действительно, Тинто догонял стайку дельфинов. Они выпрыгивали по двое-трое, солнце взблёскивало на их голубовато-серых спинах, а потом они снова скрывались среди волн, и под водой виднелись их стремительные силуэты. Как и на земле, дельфины здесь любили сопровождать корабли. Тинто оставил их слева по борту.
Соль, в майке и шортах, стояла на носу корабля. Ветер трепал её короткие волосы и развевал концы шейного платка. Держась за борт Тинто, она смотрела вперёд. На лице её сияла счастливая улыбка, будто это она, а не Тинто впервые за долгие годы вышла в море.
читать дальшеТинто постепенно осваивался с управлением, и вскоре Эндрюс смог оставить штурвал. Кораблестроитель позвал Кевина, и спросив у Тинто разрешения, спустился с мальчишкой в машинное отделение проверить, как работают солнечные двигатели. Соль, смотревшая на море, развернулась. Теперь она стояла спиной по ходу движения, держась обеими руками за борта, и с улыбкой смотрела на флаги, трепещущие на мачтах корабля. Тинто чувствовал тепло и благодарность к ней. Ведь если бы не она, он не попал бы сюда и не вышел бы снова в море. Ему хотелось сделать для неё что-нибудь хорошее.
-- Соль! -- позвал Тинто. -- Становись за штурвал! Я научу тебя управлять кораблём.
-- Зачем? -- удивилась девушка.
-- А тебе разве не интересно попробовать?
-- Интересно, но... Неудобно как-то управлять тобой.
-- Да брось! Надо же на ком-то учиться.
-- Ну если ты разрешаешь... -- Она соскочила со ступеньки на носу, пробежала по палубе и, войдя в ходовую рубку, встала к штурвалу. Тинто начал объяснять ей команды, Соль слушала, переспрашивая, если что-то было непонятно. Через открытые окна в рубку врывался свежий морской ветер, ласково ероша невидимой ладонью волосы девушки.
Из машинного отделения выбрался по трапу Кевин.
-- Ух ты! -- воскликнул он, увидев Соль за штурвалом. -- А мне можно тоже порулить?
-- В следующий раз, -- ответил Тинто. -- А сейчас поставим тебя вперёдсмотрящим. Твой пост -- на носу.
-- Айе, сир! -- отозвался мальчишка и побежал занимать свой пост. Тинто скомандовал:
-- Кевин, не считай чаек! -- напомнил Тинто вперёдсмотрящему. -- Что там у нас прямо по курсу?
-- Ну вообще-то мы идём прямо на буй, -- ответил мальчишка с носа.
-- Оставить буй с правого борта! -- распорядился Тинто.
-- Оставить буй с правого борта! -- отозвалась Соль, выполняя команду.
Томас Эндрюс, выйдя из машинного отделения, неслышно прошёл мимо Соль за штурвалом и покинул ходовую рубку. Остановился возле борта, с улыбкой глядя, как Тинто командует своим новым экипажем. Потом облокотился о борт, задумчиво глядя в сторону города. В глазах его мерцал тёплый свет, словно бы он думал о ком-то дорогом.
Они огибали полуостров, и голубое дневное небо начало постепенно переходить в ночное, усыпанное огоньками звёзд. И море тоже становилось ночным, сливающимся у горизонта с небом. Слева засветились огни Лунной пристани, а ещё выше, на скале, горел портовый маяк.
-- Тинто, твои ходовые испытания закончены, -- сообщил Эндрюс, вернувшись в рубку. -- Ты вполне готов к работе.
-- А мой маяк? -- спросил корабль.
-- С твоим маяком всё в порядке, будь уверен, -- успокоил кораблестроитель. -- В нём теперь часть света Маяка всех дорог. Это дар, который даётся каждому кораблю-маяку, приходящему в Звёздную гавань... Следуй к Лунной пристани и уточни у диспетчера, к какому пирсу причаливать.
-- Хорошо. Соль, держи курс на маяк!
-- Есть держать курс на маяк! -- бодро отозвалась девушка.
Лунная пристань с многочисленными пирсами приближалась. Связавшись с диспетчерской службой, Тинто узнал, где ему причаливать. Движение здесь было оживлённым, и корабль теперь маневрировал сам, а Соль просто стояла за штурвалом и смотрела.
От одного из пирсов только что отправился пароход. Большой четырёхтрубный лайнер, очень напоминавший океанскую красавицу, которую Тинто сегодня видел в доке Эндрюса.
-- Мавритания? -- удивился он.
-- Нет, это Лузитания, её старшая сестра, -- пояснил Кевин с носа. -- В корабельном облике они похожи так, что не отличишь. А в человеческом -- совсем разные.
Тинто не спеша подходил к пирсу. Томас Эндрюс вышел из рубки. Его уже ждали. Две женщины в элегантных длинных платьях, темноволосые, красивые, похожие как сёстры. Хотя одна из них казалась старше -- это не было видно по лицу, конечно, но во взгляде её читалась умудрённость жизнью, которую могли дать только годы... И она с таким теплом и любовью смотрела на Эндрюса, что у Тинто замерла душа.
С ними были ещё двое: темноволосый юноша в белом с зелёным мундире, с немного задумчивым взглядом, и девушка в лёгком сарафане с тонкими бретелями. Ветер трепал её золотистые кудри, глаза её сияли. Юноша и девушка стояли, держась за руки. Все четверо помахали Эндрюсу, а вторая женщина, та, что помладше, с улыбкой окликнула:
-- Солейль, здравствуй ещё раз!
-- Ой!.. -- воскликнула Соль, выбежав из рубки. -- Мисс Элизабет, это вы? А я вас не узнала!
-- Потому что ты видела меня в лётном комбинезоне, а не в вечернем наряде, -- улыбнулась Элизабет.
-- Надо полагать, вы познакомились у мистера Лоуланда? -- догадался Томас Эндрюс. Соль подтвердила:
-- Ага! Мисс Элизабет была со мной на испытательном полёте.
-- Моя дочь любит самолёты, -- пояснил Эндрюс, улыбнувшись, и с гордостью добавил: -- На земле Элизабет была первой женщиной в Северной Ирландии, получившей лицензию пилота.
-- А рядом с мисс Элизабет -- её сестра? -- тихонько спросила Соль у Эндрюса.
-- Нет. Это Хелен, моя жена, -- ответил кораблестроитель негромко, но с удивительным теплом в голосе, и Тинто подумал, что так говорят только о ком-то очень, очень близком.
Остановившись возле пирса, Тинто опустил трап. Эндрюс, Кевин и Соль сошли вниз. Хелен взяла Эндрюса под руку.
-- Прости, что задержался, -- проговорил Томас Эндрюс. Хелен посмотрела на него с чуть лукавой улыбкой:
-- Но я же знаю, ты не можешь не помочь хорошему кораблю. Рада с тобой познакомиться, Тинто! -- добавила она.
-- Я тоже, миссис Эндрюс! -- Тинто сменил корабельный облик на человеческий, сделал шаг по волнам к пирсу и не удержав равновесия, плюхнулся в воду.
-- Тинто! -- испуганно вскрикнула Соль и рванулась к нему, но Элизабет успокаивающе придержала девушку за плечо:
-- Не бойся. Это Последнее море, здесь не может случиться плохого. Тинто просто ещё не научился ходить по воде в человеческом облике. Ничего страшного, Британик ему поможет.
Юноша в белом мундире (это, видимо, и был Британик) соскочил с пирса и пробежал по волнам. Подбежал к барахтающемуся Тинто и помог ему подняться на ноги. Тинто выглядел сконфуженным, но Британик что-то сказал ему и ободряюще улыбнулся. Тинто рассмеялся в ответ, и они вместе направились обратно.
Вскоре вся компания уже шла по пирсу, оживлённо беседуя. Соль вовсю болтала с Элизабет, разумеется, о самолётах. А Тинто разговорился с Британиком и золотоволосой девушкой, которую звали Аквитанией. Как и Британик, она была океанским лайнером первой половины двадцатого столетия. И на земле она прожила довольно долго, уйдя в Звёздную гавань всего лишь за год до того, как Тинто был спущен на воду.
Разговаривая, они поднимались по каменной лестнице, взбегавшей к верхним ярусам города. Тинто с интересом узнал, что Британик был спроектирован Томасом Эндрюсом вместе с двоими его старшими братьями, Олимпиком и Титаником. Но если про Титаника на земле слышал любой корабль, то про Олимпика уже мало кто помнил, а сам Британик, по словам Аквитании, и вовсе прослыл Забытым ("совершенно несправедливо забытым", с ноткой огорчения добавила девушка). Титаник сейчас был в рейсе, а Олимпик -- на музыкальной репетиции вместе с Карпатией (они играли дуэтом, он на пианино, она на скрипке). О Карпатии Тинто, конечно, тоже слышал в связи с историей Титаника. И он радовался тому, что эти корабли, на земле давно ушедшие в прошлое, здесь такие молодые и полные жизни.
За разговором Тинто не забывал посматривать вокруг. А посмотреть было на что! Они шли то широкими нарядными проспектами, то тихими уютными переулками. На улицах и небольших площадях, среди ярких клумб, фонтанов и ваз с цветами то и дело попадались скульптуры. Как пояснила Аквитания, многие из них связаны с событиями прошлого и легендами Звёздной гавани. Она сама знала множество историй и увлечённо их рассказывала. Британик шёл рядом, держа её за руку, и смотрел на неё с тихой улыбкой.
Они вышли на просторную площадь между двумя нарядными зданиями, увенчанными башнями с разноцветными флагами и высокими шпилями. Как пояснил Британик, это здания двух корабельных компаний -- Стеллар Лайн и Солар Лайн. Посреди площади рассыпал водные струи огромный фонтан, украшенный изваяниями могучих людей с рыбьими хвостами вместо ног. Они поддерживали на руках земную сферу, над которой мчался парусный корабль, словно собираясь облететь за один раз вокруг света. Фонтан, по словам Аквитании, был связан с историей создания Звёздной гавани, но эту историю Аквитания не стала рассказывать сейчас, а с чуть загадочной улыбкой сказала, что отложит её на потом.
На площади Тинто и Соль распрощались с новыми друзьями. Эндрюсы и Британик с Аквитанией сели в трамвай, а Тинто и Соль направились к зданию гильдии, которое легко узнавалось по изображению маяка на нарядном фасаде.
Тинто потянул за бронзовое кольцо массивную деревянную дверь, украшенную резьбой, и пропустил Соль вперёд. Они оказались в просторном холле с фонтаном. Вокруг фонтана были расставлены растения в огромных вазах из цветной керамики. За фонтаном двумя пролётами поднималась широкая лестница с резными перилами из светлого мрамора. Вдоль стен ярко горели свечи в начищенных до блеска канделябрах.
С любопытством глядя по сторонам, они начали подниматься по лестнице. Навстречу им выбежал Брайтсайд в красном мундире и белых брюках с лампасами.
-- Ну наконец-то! -- обрадовался он. -- Я как раз собрал всех, кто не на работе, и хотел уже снова лететь вас искать. Пойдёмте же скорей!
Вслед за Брайтсайдом они поднялись и вошли в просторный светлый зал. Свет здесь шёл и от лучей вечернего солнца, лившихся через высокие окна с квадратными переплётами, и от множества свечей в люстрах, и, казалось, от развешанных между окнами картин. На картинах изображались морские сюжеты, и что примечательно, в каждом из них присутствовал маяк -- то одиноко стоящий на скале над белою пеной разбивающихся у подножия волн, то под ясным небом, среди зелёных холмов, то светящий в ночи кораблю, идущему через штормовое море.
В зале собралось много народу. Мужчины, женщины, юноши, девушки, и даже дети и подростки. Все они были в одинаковой форме. Мужчины -- в красных мундирах с белыми обшлагами и воротником-стойкой, и белых брюках с красными лампасами. Женщины вместо брюк носили плиссированные юбки чуть выше колен.
-- Это форма Гильдии кораблей-маяков, -- пояснил Брайт. -- Мне поручено принять тебя в Гильдию. Ты же и дальше хочешь работать плавучим маяком?
-- Конечно! -- горячо подтвердил Тинто.
-- Вот и хорошо! -- улыбнулся Брайтсайд. -- Значит, мы будем видеться -- и здесь, и в море. И обмениваться сигналами. Помнишь наш секретный код?
-- Помню, а как же! -- Тинто счастливо рассмеялся: -- Девяносто четвёртый... Брайт! Даже не могу поверить, что снова будем служить вместе!
-- Солейль, ты просто молодчина, что притащила его сюда! -- обратился Брайтсайд к девушке. Она улыбнулась своей солнечной улыбкой:
-- Тинто очень хотел светить. И я решила помочь.
Ударил колокол. Собравшиеся в зале выстроились в две шеренги вдоль стен.
-- Пойдём! -- Брайтсайд кивнул на противоположный конец зала, где большую часть стены занимала огромная картина. На картине был изображён Маяк, который Тинто не мог не узнать... Тинто вдруг стало неловко, что из-за него собралось столько народа, но Брайт легонько подтолкнул его в спину:
-- Не дрейфуй, бывший одиннадцатый! Соль, и ты давай с нами!
-- А можно? -- спросила девушка.
-- Нужно! -- широко улыбнулся Брайтсайд. -- Тем более, что ты прекрасно выглядишь.
Только теперь Тинто заметил, что на Соль вместо майки и шорт белое платье с жёлтыми и серебристо-серыми цветами. Рукава-фонарики и задорная короткая юбка в складку делали её совсем юной. Брайтсайд, Тинто и Соль пошли вдоль шеренг. Встречая приветливые взгляды и радостные улыбки присутствующих, Тинто не переставал удивляться: неужели они рады ему, совершенно незнакомому кораблю?..
Конечно, здесь уже был мистер О'Кифф, устанавливавший громоздкую фотокамеру на треножнике. Встретившись взглядом с Тинто, он подмигнул.
Тинто, Соль и Брайтсайд остановились на выложенном из цветного камня изображении навигационной звезды перед картиной. Из шеренги вперёд выступил мальчишка-горнист и протрубил звонкий сигнал. Брайт повернулся к Тинто.
-- По поручению совета Гильдии принимаю Тинто, бывший плавучий маяк номер одиннадцать Тринити Хаус, в Гильдию кораблей-маяков. Свети в звёздном океане так же, как ты светил в земных морях!
-- Постараюсь, -- смущённо ответил Тинто. Брайтсайд положил руки ему на плечи, и Тинто увидел, что теперь на нём такая же форма, как на всех присутствующих. А на левом рукаве у него поблёскивала золотистым эмблема с горящим маяком.
Брайтсайд развернул Тинто к собравшимся в зале. Ему аплодировали. Тинто смотрел на радостные, светлые лица, и теперь видел нечто общее у них в глазах -- видимо, тот самый отблеск Маяка всех дорог, о котором говорил Эндрюс. Он посмотрел на Соль, она ответила ему счастливой улыбкой.
-- Ты так сияешь, что тебя можно смело сажать к Тинто в башню вместо маячного огня, -- сказал ей Брайтсайд. Девушка смущённо рассмеялась:
-- Ну уж навряд ли!.. -- Радость на её лице сменилась задумчивостью: -- Мне тоже надо искать занятие. Я спрошу мисс Элизабет Эндрюс, найдётся ли здесь какое-нибудь дело для самолёта.
Тинто вдруг осенило:
-- А ты не хочешь в море вместе со мной?
-- Зачем тебе на борту самолёт? -- удивилась девушка.
-- Ну необязательно сидеть у меня на борту, -- отозвался Тинто. -- В море наверняка найдётся работа и для твоих крыльев... Найдётся ведь, Брайт? -- обратился он к своему товарищу.
-- Найдётся, -- заверил Брайтсайд. -- Например, в метеослужбе. Там всегда не хватает народу.
-- Ну что, ты согласна? -- спросил Тинто. Соль помолчала, опустив голову, а потом подняла на него сияющие глаза:
-- Да!
-- Тогда... -- Тинто легонько взял её за плечи: -- Будем светить вместе!
-- Нет, Тинто, -- ласково ответила девушка. -- Светить будешь ты. А я буду стараться сделать так, чтобы твой маяк всегда горел ярко.
-- Так, молодежь, прошу прощения, -- вмешался мистер О'Кифф. -- Как говорит мисс Мавритания, я в очередной раз перехожу всякие границы и отнимаю чужое время. Но я не могу уйти, не взяв у вас интервью для "Городского курьера".
-- Нет, сначала лучше на верфь, -- возразил корабль. -- Чтобы придти в Гильдию уже готовым к работе. Да и тебе ведь тоже нужно перестраиваться? А там подскажут, где перестраивают самолёты.
-- По-моему, я и так хорошо летаю! -- весело блеснула глазами девушка.
-- А по-моему, не мешало бы подстраховаться, -- настаивал Тинто. -- Вдруг здесь законы физики другие. И кстати, надо выяснить, на каком топливе мы будем работать. Не на воде и кофе же!
-- Ммм... -- Соль блаженно улыбалась, жмурясь на солнце: -- Самолёт, работающий на кофе -- это должно быть вкусно! Особенно если кофе приготовлен Леди Роттердам.
Она с наслаждением потянулась и вскочила на ноги:
-- Пойдём! Мы и вправду засиделись. А у нас ещё куча дел.
читать дальшеПоднявшись по лестнице с цветочными вазами, Тинто и Соль вышли на знакомый променад между двумя рядами высоких арок. Соль мурлыкала какую-то песенку на французском, забавно грассируя. При этом она так искренне и радостно улыбалась встречным, что ей не могли не ответить улыбкой.
Вскоре Тинто и Соль оказались в том самом саду, где недавно их "приземлил" луч Маяка всех дорог. Здесь народу ощутимо прибавилось. Почти все столики кафе возле фонтана были заняты. На деревянной эстраде готовились к выступлению музыканты в нарядной форме с аксельбантами. Конечно, было бы интересно остаться, но Тинто и Соль хотели вначале решить свои дела.
Пройдя по плотно утрамбованной песчаной дорожке, они миновали ворота с узорной решёткой и оказались на небольшой площади, мощёной камнем. Посередине пестрела красными и жёлтыми бегониями круглая клумба с фонтаном (Тинто уже успел заметить, что фонтанов, больших и маленьких, в городе множество). На мостовой поблескивали трамвайные рельсы.
-- Простите, вы не подскажете, где здесь трамвайная остановка? -- спросил Тинто у попавшегося навстречу человека в бежевом костюме и шляпе-котелке.
-- Остановка? -- На добром и немного рассеянном лице прохожего нарисовалось удивление: -- Трамвай сам остановится и заберёт вас, если вам куда-то нужно ехать. А вы недавно здесь, молодые лю... -- он пригляделся: -- Вы, юноша, явно корабль. А ваша милая спутница?
-- Я самолёт! -- хитро улыбнулась Соль. Человек в котелке посмотрел на неё внимательнее:
-- То-то у вас в глазах небо, а не море... Здесь тоже живут самолёты. Немного, правда, но компания у вас будет, юная мисс.
Трамвай, словно дожидавшийся их, появился из-за поворота и притормозил, явно приглашая сесть. Тинто хотел спросить любезного прохожего, где выйти, чтобы попасть на верфь, но Соль потащила его за руку:
-- Пойдём, а то уедет. Спасибо, месье! -- помахала она уже с подножки.
Трамвай тронулся с места и поехал, постукивая колёсами на стыках рельсов. Тинто недовольно заметил:
-- Я хотел спросить, как доехать до верфи.
-- У водителя спросим, -- беспечно отозвалась Соль. Тинто присмотрелся:
-- Здесь нет водителя. Вообще никого нет. Как мы узнаем, где нам выходить?
-- Как-нибудь разберёмся! -- Соль плюхнулась на мягкое сиденье и тут же прилипла к окну.
Тинто сел рядом, удивлённо оглядываясь. Сам будучи в некотором смысле транспортным средством, он никогда не путешествовал на другом транспортном средстве (когда его буксировали -- это не в счёт). Вагон трамвая внутри был отделан деревом. На стенах висели чёрно-белые фотографии -- городские улицы и площади, люди, спешащие по своим делам... Интересно, что изображения на фотографиях незаметно менялись. Как и надпись на табличке над пустым водительским сиденьем, которая, вскоре понял Тинто, показывала, где они сейчас едут. Успокоившись, он тоже начал смотреть в окно.
Трамвай шёл извилистым путём, словно поставив себе цель обойти все уголки города. Наконец слева появилось море. Кажется, они находились теперь с другой стороны залива, на который недавно смотрели с набережной. Впереди показались лёгкие, ажурные здания как будто из тонких металлических планок и стекла, с арчатыми входами, обращёнными к морю, достаточно высокими, чтобы внутрь мог попасть самый большой корабль. На табличке над пустой водительской кабиной появилась надпись "Верфь".
Трамвай притормозил, словно подсказывая, что выходить здесь. Тинто и Соль покинули вагон и соскочили на мостовую, выложенную гладкой плиткой из светлого камня. Звякнув на прощание, трамвай двинулся дальше.
По аллее, обсаженной высокими пирамидальными тополями, Тинто и Соль направились к ближайшему зданию и через арчатый проём в стене зашли внутрь. Здесь было просторно и светло. Девушка подняла голову, разглядывая ажурные переплетения тонких потолочных балок, словно разбивавшие потоки льющихся сверху солнечных лучей. Тинто же прежде всего обратил внимание на стоявший внутри корабль.
Огромный пароход, судя по всему, океанский лайнер. Корпус с плавными обводами, просторная верхняя палуба, четыре чуть наклонённые назад трубы. Обликом этот корабль напоминал пароходы двадцатых годов прошлого столетия, но только как если бы их дизайн был доведён до абсолютного совершенства. Она (Тинто почему-то сразу решил, что это она) была не просто красива, а великолепна. На борту её значилось имя: "Мавритания".
Нижняя часть корпуса океанской красавицы находилась в лесах, если так можно назвать тонкие серебристые конструкции, окружавшие её подобно граням прозрачного кристалла. Она была здесь не одна. По лесам ходили двое: высокий, могучего сложения мужчина в сером жилете и белой рубашке, с закатанными выше локтей рукавами, и мальчишка с непослушными золотистыми вихрами, в просторных штанах на подтяжках. Кажется, они обследовали винты парохода странной, непривычной формы. Если им нужно было подняться или спуститься ниже, перед ними из пустоты появлялись ряды светящихся ступеней, потом таким же непредставимым образом исчезая в воздухе.
-- Ну что стоите и смотрите? -- прозвучал недовольный женский голос, принадлежавший, очевидно, пароходу. -- Вначале надо поздороваться!
Высокий мужчина и мальчишка повернулись к пришедшим.
-- Доброго плавания, мистер и мисс! -- поздоровался мальчишка. -- Вы к мистеру Эндрюсу?
-- Эмм... нет, -- ответил Тинто. Соль добавила:
-- Мы искали верфь, и трамвай привёз нас сюда.
-- Мавритания, прошу прощения, я ненадолго, -- извинился человек и легко сбежал по ступеням, протянувшимся светящимся рядом от лесов до места, где стояли Тинто и Соль. Подойдя, он с приветливой улыбкой спросил:
-- Чем могу быть полезен, молодёжь? -- Он присмотрелся внимательнее: -- Юная леди, если мне не изменяет глаз, ваша стихия -- не водный, а воздушный океан. Ну а ты, юноша, разумеется, корабль. Причём не просто корабль, а плавучий маяк.
-- Как вы определили? -- удивился Тинто. Человек с улыбкой пояснил:
-- Корабли-маяки видно по взгляду. У тебя в глазах отблеск Маяка всех дорог. Ну, давайте знакомиться! -- Он протянул руку сначала Соль, потом Тинто: -- Томас Эндрюс, кораблестроитель.
-- Хорошее имя. И вам подходит. У вас такая солнечная улыбка.
-- Я был плавучим маяком Тринити Хаус номер одиннадцать, -- сказал корабль, отвечая на приветствие Эндрюса. -- Имя Тинто дала мне Соль, по вывеске ресторана на моей маячной башне.
-- Мистер Эндрюс, вы про меня совсем забыли? -- напомнила о себе океанская красавица, в голосе её звучали нотки досады. Томас Эндрюс обернулся и весело посмотрел на лайнер, возвышавшийся подобно горе над всей компанией:
-- Поверь, Мавритания, о тебе крайне трудно забыть. Сейчас договорю с молодёжью и вернусь. -- Он снова обратился к Тинто и Соль: -- Так чем могу быть полезен?
-- Тинто хочет жить в Звёздной гавани и работать маяком, -- пояснила Соль. -- А для этого, как нам сказали, нужно перестроиться.
-- Да, нужны солнечные двигатели и некоторая доработка корпуса, -- подтвердил Томас Эндрюс. -- И вам, юная леди, тоже. Но специалист по самолётам у нас живёт на другом конце города. Кевин! -- позвал он своего помощника. -- Будь добр, отвези Солейль к мистеру Лоуланду.
-- Сейчас! -- Мальчишка взял за руль приставленный к стене велосипед: -- Садитесь на багажник, мисс Солейль. Это сюда, -- он указал за собой, но Соль улыбнулась:
-- Я знаю. Много раз видела, как молодые люди подвозят девушек. Ты, главное, сам взлетай, а за меня не беспокойся.
-- Ага! -- Кевин сел на велосипед и рванул с места. Соль, пробежав, вскочила на багажник за спиной мальчишки и помахала рукой Тинто. Они с Кевином выехали на тополиную аллею и помчались в город.
-- А твоими делами, Тинто, если не возражаешь, я займусь сам, -- предложил Томас Эндрюс. -- После того, как завершу работу с Мавританией. У меня как раз оставшаяся часть дня свободна. Думал пораньше пойти домой, но как не помочь хорошему кораблю?
Эндрюс вернулся к работе. Тинто так и застыл, глядя, как работает кораблестроитель. Он не видел в руках человека никакого инструмента, только временами в ладонях Эндрюса как будто вспыхивали лучики света. Это было удивительно и странно.
Мавритании, однако, не понравилось, что на неё смотрит незнакомый корабль.
-- Ну что ты на меня уставился? -- недовольно проговорила она. -- Между прочим, это неприлично -- смотреть на даму в неглиже!
-- Э... не понимаю, -- растерянно пробормотал Тинто.
-- Я говорю: неприлично пялиться на корабль в лесах и с разобранными двигателями!
-- Ну... хорошо, не буду, -- Тинто поспешно отвернулся, размышляя, что же в этом неприличного.
-- И вообще, выйди и подожди снаружи! -- не унималась океанская красавица. Тут уже вмешался Эндрюс:
-- Мавритания, будь добра, оставь Тинто в покое. Он мой гость. Не обращайте внимания, Тинто, -- добавил он. -- Некоторые корабли, научившись принимать человеческий облик, ухитряются заодно обрасти человеческими предрассудками.
-- Ну хорошо, пусть остаётся здесь, -- неохотно согласилась Мавритания. -- Только пусть не смотрит.
-- Не буду, -- повторил Тинто и отошёл подальше от капризной красавицы. Его заинтересовал автомобиль, припаркованный возле выхода из дока. Поблёскивающий лакированными дверцами двухместный кабриолет кремового цвета, в стиле ретро. На взгляд Тинто, слишком вычурный.
-- И не трогай мою машину! -- снова послышался голос Мавритании. Тинто так и прыснул со смеху, представив этот огромный лайнер, разъезжающий по городу на старинном автомобиле.
-- Это твоя машина? -- давясь от смеха, спросил он.
-- Да, это моя машина! -- чеканя слова, произнесла Мавритания. -- А что, ты думаешь, я пешком сюда топала? Или на велосипеде?
Представив Мавританию на велосипеде, Тинто не выдержал и расхохотался.
-- Нет, я просто думал, что ты по воде, -- сквозь смех проговорил он.
-- Это сухой док! -- гаркнула Мавритания. -- И пришла я сюда посуху, чтобы не утруждать мистера Эндрюса впуском и откачкой воды! Или ты думаешь, что один такой умный и умеешь превращаться в человека?
-- Да нет, я уже понял, -- примирительно отозвался Тинто. Отойдя от автомобиля Мавритании, он прошёл за увитую плющом деревянную перегородку, отделявшую часть помещения. Там обнаружился уютный уголок: два низких глубоких кресла и журнальный столик. Тинто сел в кресло и взял со столика журнал. Рассеянно просматривая фотографии марсианской пустыни в статье о путешествиях, он размышлял, что в более странном доке ему ещё не случалось бывать. Интересно, а как будут вестись работы над ним самим?..
-- Мавритания, с твоей силовой установкой всё в порядке, -- послышался голос Эндрюса.
-- Но почему же я тогда не могу побить собственный рекорд? -- вопрошала красавица.
-- Потому что мистер Пескетт усовершенствовал твои двигатели совсем недавно, и ты ещё не освоила все их возможности. Просто продолжай тренироваться. Но только не во время пассажирских рейсов.
-- Ну что вы мне будто я только сошла со стапелей... Я что, когда-либо подвергала моих пассажиров опасности?
-- Нет, конечно, но это я так, на всякий случай. И ещё я хочу сказать, мистер Пескетт -- отличный кораблестроитель. Ты могла бы просто дождаться, когда он вернётся из отпуска.
-- Ну а может, мне захотелось капельку вашего внимания, мистер Эндрюс? -- кокетливо произнесла Мавритания и добавила уже для Тинто: -- Зй ты, плавучий маяк! Можешь смотреть!
Тинто отложил журнал и поднялся из кресла. Когда он вышел из-за загородки, никакого лайнера в доке не было. Исчезли и леса. Посередине пустого помещения Эндрюс разговаривал с высокой красивой женщиной в платье цвета морской волны и туфлях на "шпильках". Пышные волосы женщины огненно-рыжим водопадом рассыпались за плечами. Синие глаза смотрели своенравно, но без высокомерия.
-- Благодарю вас, мистер Эндрюс, вы всегда так любезны, -- говорила она Томасу Эндрюсу. -- Я даю в это воскресенье бал. Обязательно приходите с вашей супругой и со всем семейством. Впрочем, Титаника можете оставить дома. Он всё равно как не умел, так и не умеет танцевать. -- Она повернула голову к Тинто: -- Ты тоже приходи. Вместе с подругой.
-- Э-э... спасибо, -- поблагодарил Тинто за это неожиданное приглашение. Мавритания, цокая каблуками, прошла мимо и села в автомобиль.
-- Она добрая, хоть и кажется колючей, -- сказал Томас Эндрюс, когда Мавритания уехала. -- На земле ей пришлось в своё время хлебнуть горя... Но не будем о прошлом. Займёмся твоими делами. Выходи на середину дока и возвращайся в корабельный облик.
-- А как ты сдвинулся с места и отправился в Звёздную гавань? Силою мысли.
Надо сказать, что вернуться в прежний облик оказалось нетривиальной задачей. Как Тинто не напрягал мысль, у него ничего не выходило.
-- Не получается, -- огорчённо вздохнул он, садясь. Томас Эндрюс подошёл и положил руку ему на плечо:
-- Не огорчайся. Всё получится. Просто представь, что ты уже в корабельном облике. Представь ярко, как будто это на самом деле. А я выйду, чтобы тебя не смущать.
"Точно! Ведь то же самое говорила Соль!" -- вспомнил Тинто. Он сделал глубокий вдох, закрыл глаза и вызвал в памяти ощущения: мягкие упругие волны, обнимающие корпус, порывистый ветер, бросающий на палубу водяные брызги... Внутри будто загорелась звезда. Она становится больше и ярче, и Тинто словно погружается в её сияние... И вот уже просторный док не кажется таким большим, а сам Тинто стоит как будто внутри огромного кристалла с тонкими, едва заметными гранями.
Вернулся Эндрюс с двумя помощниками. Спросив у корабля разрешения спуститься в машинное отделение, он приступил к работе.
Люди, обмениваясь короткими фразами, трудились внутри корабля. Тинто не понимал смысла их деятельности, но чувствовал, словно бы что-то очень важное возвращается к нему. Какая-то утраченная частичка себя. А ещё корпус будто наполнялся светом -- по крайней мере, так Тинто мог бы выразить свои ощущения. Это сияние согревало и успокаивало, и Тинто незаметно задремал.
Ему снился огромный светлый зал с высокими окнами, распахнутыми в небо. В зале присутствовали люди и существа в необычных, нечеловеческих обликах. Он не мог назвать их имён, но все они ощущались давними, близкими друзьями, и общение с ними, временами речью, а временами молчаливое, без слов, было наполнено удивительной, неземной теплотой. Ему казалось, он провёл здесь очень долгое время, может быть даже, целую жизнь.
Потом ему снились корабли. Они проходили один за другим перед его взором -- старинные галеры, величественные каравеллы и стремительные клипера, странные суда с парусами и пароходными трубами, и просто пароходы, маленькие буксиры и огромные лайнеры вроде Мавритании. Солнце ласкало загорелые плечи гребцов, ветер надувал паруса, из труб пароходов шёл дым... Он вдруг понял: те, кого он видел в просторном зале, были души этих кораблей, встретившие его как своего вернувшегося собрата!..
А после Тинто увидел себя в Ирландском море, необычно спокойном, под голубым небом с лёгкими барашками облаков. Он разговаривал с Томасом Эндрюсом, находившимся у него на борту, рассказывал о своей маячной службе, о том, как был списан и продан в Голландию, как стоял плавучим рестораном у набережной и как к нему прилетела Соль.
Сон плавно перешёл в реальность, и Тинто обнаружил себя в доке Эндрюса. Помощники ушли, на борту остался только Эндрюс. Тинто всё ещё стоял в лесах, но киль его уже ощущал прикосновение воды. Вода постепенно заполняла док, поднимая корпус, и корабль снова почувствовал себя лёгким, плавучим, -- легче, чем когда бы то ни было.
Открытая часть дока манила бирюзовой морской гладью, и Тинто немедленно захотелось выйти в море. И тут он обнаружил, что леса тоже исчезли.
-- Мы поставили тебе солнечные двигатели, -- пояснил Эндрюс. -- К ним нужно привыкнуть, но я помогу тебе.
Только теперь Тинто заметил, что вместе с силовой установкой ему вернули штурвал. На штурвал легли тёплые и сильные руки кораблестроителя, и от этого кораблю стало легко и спокойно. Включились солнечные двигатели. Они работали непривычно тихо, но Тинто ощущал их скрытую мощь. Он даже немного забеспокоился, справится ли; но Томас Эндрюс уверенно держал в руках штурвал, и корабль понял: человек не оставит его, поможет ему освоиться с новыми возможностями.
Он уже был готов тронуться с места, как вдруг послышалось знакомое стрекотание мотора, и в док влетела Соль-самолёт.
-- Тинто-о! -- Сделав круг, она спикировала вниз и на лету превратилась в девушку. Кевин, видимо, до этого сидевший в кабине Соль, теперь оказался у неё на руках.
-- Вау! -- воскликнул он. Соль мягко приземлилась босыми ногами на палубу корабля и поставила мальчишку рядом с собой.
-- Тинто, у тебя теперь тоже солнечные двигатели? -- спросила она.
-- Да! -- счастливо ответил корабль. -- И мы отчаливаем!
-- Минуточку! -- В док въехал на велосипеде человек в строгом костюме и шляпе-котелке. На багажнике у него громоздилась огромная фотокамера, а на плече сидела чайка.
-- Мистер О'Кифф! -- узнал его Кевин. Чайка вспорхнула и превратилась в молодого мужчину, похожего на Тинто в человеческом облике, только повыше и пошире в плечах. На нём была белая рубашка с матросским воротником. На рукаве рубашки поблёскивала золотом нашивка с маяком.
-- Еле вас нашли! -- проговорил он. -- Думали, что вы в Зале встреч, а оказалось, Маяк привёл вас совсем в другое место. Мы обежали весь город. Хорошо, что встретили леди Роттердам, и она сказала, что вы поехали на верфь. -- Он поднял голову: -- Тинто! Плавучий маяк номер одиннадцать! Неужели ты меня не узнаёшь?
-- Э... нет, -- растерянно ответил корабль.
-- Ну как же так! Мы с тобой столько раз говорили о жизни! О том, что самое главное для нас -- светить!
-- Девяносто четвёртый? -- удивлённо проговорил Тинто. -- Это ты?
-- Ну а кто же ещё? -- рассмеялся тот. -- Можешь звать меня Брайт. Брайтсайд из Гильдии маяков. Кстати, на земле я тоже в Голландии. Но не в Роттердаме, как ты, а в Амстердаме.
-- Ну ничего себе, -- только и смог сказать Тинто.
-- Мир тесен, и на земле, и в Звёздной гавани, -- широко улыбнулся Брайт. -- Ты молодец, что добрался сюда!
-- Я не сам, -- отозвался Тинто. -- Мне помогли.
-- Крылатые сёстры?
-- Нет, другая крылатая душа, которая сейчас у меня на борту.
-- Солейль? -- понял Брайт и помахал девушке рукой: -- Соль, рад познакомиться!
-- Так, прошу всех повернуться и посмотреть в объектив! -- распорядился мистер О'Кифф, уже установивший свою громоздкую камеру на треножнике.
-- Мне тоже? -- спросил Тинто, вызвав общий смех.
-- Нет, вы прекрасно смотритесь в профиль. -- Фотограф снял крышку с объектива и сделал снимок. -- Теперь бы вас ещё в человеческом облике, вместе с мистером Брайтсайдом и мисс Солейль.
-- Мы вообще-то собирались в море, -- деликатно возразил Тинто. Брайт поддержал его:
-- Да, у Тинто сейчас ходовые испытания. Мистер О'Кифф, давайте продолжим фотосессию вечером, в здании Гильдии.
-- Ну хорошо, вечером так вечером, -- согласился фоторепортёр. -- Но тогда уж я возьму у мистера Тинто и мисс Солейль подробное интервью.
-- Тинто, давай так, -- распорядился Брайт. -- Когда закончишь ходовые испытания, подходите с Солейль в Гильдию кораблей-маяков. Это на главной площади, где здания Солар Лайн и Стеллар Лайн. Любой горожанин вам покажет. Ну, до скорого! И доброго плавания!
Содержит размышлизмы о войне, наполненные глубоким, как место крушения Титаника, смыслом. Кроме того в ней впервые ненадолго мелькает Император-Беренгария. читать дальше Глава девятая
В апреле 1913 года Олимпик вышел в первый после реконструкции рейс. За полгода, проведённые на верфи, он сильно изменился. Ему укрепили обшивку так, чтобы даже самый подлый айсберг не смог её пропороть. На случай, если подобное вдруг случится, подняли переборки, и теперь даже с шестью затопленными отсеками Олимпик мог бы оставаться на плаву. Наконец, ему установили новые шлюпбалки, повыше прежних, так, что шлюпки на палубе могли теперь стоять одна над другой. Это были крепкие шлюпки, в которых и люди, и сам Олимпик были полностью уверены. Перемены произошли и в его душе. Как и предсказывал капитан Рострон, боль потери не покинула Олимпика совсем, только затаилась где-то глубоко и уснула. Временами эта безбилетная пассажирка просыпалась, разбуженная внезапным воспоминанием, и шептала кораблю – я здесь, буду с тобой до последнего твоего рейса, не надейся от меня избавиться... Но это случалось всё реже. И невидимую линию в океане, роковой меридиан, на котором погиб Титаник, Олимпик пересекал теперь спокойно, иногда даже не замечая. Но это не значило, что Олимпик забыл своего брата. Нет, он бережно хранил в памяти его светлый, радостный образ. И то, что в сознании людей Титаник превратился в мрачный символ беды, посланной свыше кары, несказанно огорчало лайнер. «Если б они только знали, – не раз думал Олимпик, – какой он на самом деле!.. Если бы я мог им рассказать!..» Но сказать так, чтобы люди услышали, было не в его силах. Олимпик мог только продолжать плавать, делать это как можно лучше, чтобы его пассажиры были довольны. Пусть, думал лайнер, люди увидят, что он, близнец Титаника – хорошее, надёжное судно. Тогда, быть может, изменится к лучшему и их отношение к погибшему кораблю, они поймут, что он никому не хотел причинить зла. И Олимпик выполнял своё намерение со всем старанием. После модернизации это было ему проще. Он стал крепче, увеличился в тоннаже, к тому же и удобств для пассажиров у него на борту прибавилось. И люди потянулись к Олимпику. Они полюбили плавать с ним ещё больше, чем до катастрофы Титаника, забыв о том, что оба лайнера были одинаковы. Аварий больше не было. Словно чья-то невидимая рука хранила старшего брата Титаника. Жизнь Олимпика текла почти счастливо. Прошлое тревожило его всё меньше, а мысли о будущем омрачало только беспокойство о судьбе его самого младшего брата – Гигантика. Олимпику так и не удалось встретиться с ним на верфи. Либо он был ещё на стапелях, где старший брат не мог его увидеть, либо... Олимпик не хотел думать о плохом. Находясь в доке, где рабочие занимались его модернизацией, он жадно слушал их разговоры – не скажут ли они что-нибудь о Гигантике. Но имя младшего из трёх кораблей за полгода не прозвучало ни разу. Словно и не планировали никогда его постройку. Олимпик всё же не терял надежды. Он уже понимал, что люди не всесильны, и построить такой большой корабль, как он, как Титаник, для них вовсе не простая задача. Трудностей сколько угодно – не хватает рабочих рук, времени, денег... Да мало ли ещё чего. Но корабль непременно будет построен. Ведь ему, Олимпику, нужен не только брат – ему нужен сильный, надёжный партнёр на трансатлантической линии. Люди должны это хорошо понимать. Только в марте следующего, 1914 года Олимпик, наконец, узнал из разговора своих пассажиров, что его брат действительно существовал и недавно был спущен на воду в Белфасте. Вот только звали его не Гигантиком. Новому кораблю дали имя проще – Британик. Не сказать, как Олимпик был рад, как воодушевила его надежда на скорую встречу с братом. Он ждал Британика, он внимательно слушал разговоры в своих залах, надеясь узнать от людей ещё что-нибудь о нём. К сожалению, пассажиры мало говорили о кораблях. Их волновали более земные проблемы – их дома, семьи, работа. Да ещё война... В последнее время люди стали вспоминать о ней как-то уж слишком часто. Впервые Олимпик услышал о войне от Томаса Эндрюса. Тогда конструктор сказал им с Титаником, что это единственное, что может погубить их, непотопляемых. Он, правда, не объяснил, что такое эта война и чем опасна, но уверил братьев, что её ни за что не будет. Олимпик, однако, всё равно остался обеспокоен и позже, уже в начале своей карьеры в Атлантике, спросил о войне старшего товарища, Океаника. Тот долго молчал, а потом произнёс тихо и сурово: – Война – это страшное дело, Олимпик, хуже некуда. – Но что же это такое? – взволнованно спросил молодой лайнер. – Как бы объяснить, чтоб ты сразу понял... Видел ты когда-нибудь, как люди ссорятся? – И даже дерутся. И всё из-за какой-нибудь мелочи... Видел, конечно. – Далеко не всем людям удаётся разрешить свои конфликты мирно. И не привлекая других к тому же. Часто так бывает – ссорятся двое, потом к ним подтягиваются ещё люди, некоторые встают на сторону одного из ссорящихся, другие на сторону его соперника... Ругаются, иногда до драки доходит, а иногда и до убийства. А теперь представь себе, что ссорятся целые страны. – Так бывает?.. – О, чаще, чем стоило бы. Только мелочи, из-за которых они ссорятся, крупнее, чем у отдельных людей. И последствия этих конфликтов ужаснее. Людям уже недостаточно просто ругаться, нужно непременно убивать друг друга... Многие гибнут. И продолжается это, я слышал, иногда веками. Это и есть война, Олимпик. – Но почему?.. Зачем людям убивать друг друга?.. Я не замечал, чтобы они так друг друга ненавидели... – Здесь дело не в ненависти. У людей есть правители. Они начинают войны. Остальной народ должен идти за ними, даже если не хочет воевать. Как мы, корабли, не можем плыть, куда хотим, а только туда, куда повернут штурвал. – Но это же совсем разное. Люди нас создали. Мы не можем им не подчиняться. Но почему народ идёт за этими своими правителями? Зачем люди убивают друг друга по их воле? – Я не знаю этого. Могу только догадываться, что у народа тоже есть какой-то штурвал или что-то вроде. И правители держат его в своих руках. Олимпик никак не мог этого понять. – Если даже ты прав, и этот штурвал есть... что же народ не может его сам удержать? Народ – это ведь люди... много людей то есть. Нами же люди правят, а сами собой?.. – Правят, – согласился Океаник. – Но представь, что к твоему штурвалу разом сбежался весь экипаж, и каждый крутит его в ту сторону, в какую сочтёт нужным. Далеко ты уплывёшь? Олимпик понял, что Океаник прав, и умолк. Но ненадолго – Конечно, капитан... то есть, правитель должен быть один, – признал он. – Но зачем же давать штурвал тому, кто ведёт по такому страшному пути?.. Неужели другой правитель, который не начнёт войну, не может встать на его место? – А ты опять же представь, что к твоему капитану Смиту подойдёт кто-то посторонний и скажет ему: «Мистер, а дайте-ка мне порулить!» Что сделает Смит? В лучшем случае обругает этого человека и выдворит его с мостика. О, человеческие правители держатся за власть гораздо крепче, чем наши капитаны за своё место! Они так просто не отдадут штурвала никому. – Но даже у нас капитаны всё-таки меняются. – И у людей, разумеется, тоже. Но... Впервые Океаник растерянно умолк. – Я не знаю, Олимпик, почему так происходит, – сказал он наконец. – Может быть, люди не умеют выбирать хороших капи… то есть, правителей. А может, это слишком трудная задача – вести народ. И никто не может с ней справиться по-настоящему хорошо. – Мне кажется, – задумчиво сказал Олимпик, – мистер Эндрюс, мой конструктор, справился бы. Непременно бы справился. Он не начал бы войну. Океаник улыбнулся. – Может быть. Но твой мистер Эндрюс не правит людьми. Он строит корабли. И пусть продолжает этим заниматься. Один хороший судостроитель стоит сотни плохих правителей. – Он, кстати, – вспомнил Олимпик, – нам с Титаником говорил, что войны не будет. На этот раз Океаник только невесело усмехнулся. – Твой конструктор добрый человек, и он не хочет войны, как и все добрые люди. Потому и говорит, что её не будет. Но он ошибается. Война будет. Это вопрос времени – когда. Теперь, вспоминая этот разговор с Океаником, Олимпик в смятении чувствовал, что тот был прав. Война должна была случиться. Люди её ждали – лайнер понимал это по их же словам. Великобритания хотела воевать с Германией. Из-за чего – Олимпик тоже скоро понял. Германцы хотели заполучить колонии Великобритании, а англичане не хотели их отдавать. «Не понимаю, – думал Олимпик, – всё равно не понимаю. Если Германии так нужны эти колонии, почему нельзя как-то их поделить с нашей страной? Или на что-нибудь поменяться. Или... В общем, как-то договориться мирно! Зачем обязательно воевать и убивать людей? Разве этим можно что-то доказать?» Конечно, Олимпик был наивен. Он ничего не знал ни об устройстве государства, ни о мировой политике. Он знал только одно – страшно, когда гибнут люди. И совсем ужасно и бессмысленно, когда они гибнут от рук себе подобных. Лайнер был убеждён, что и сами люди это понимают, и верил, что они смогут найти мирное решение возникшего между государствами конфликта. Если бы только Олимпик знал, к какой катастрофе месяц за месяцем приближался мир! Вражда зрела не только между Великобританией и Германией. В неё включились так же Франция и Австро-Венгрия, Российская и Османская империи. В других европейских странах тоже было неспокойно, и даже за океаном в Соединённых Штатах росла тревога. Человечество неуклонно шло к тому, что спустя многие годы историки назвали Первой мировой войной. Но Олимпик действительно не мог этого предугадать. Да что Олимпик – и сами-то люди не представляли себе масштабов грядущего бедствия. Они были уверены, что война, если и начнётся, не продлится долго. И никто не предполагал, что она радикально изменит весь мир. Однажды (это было уже в мае 1914 года), когда Олимпик скучал в порту Нью-Йорка, ожидая погрузки, он вдруг услышал громоподобный, раскатившийся над водой возглас: – Олимпик, дружище! Сколько рейсов не виделись! Чёрт, ты здорово выглядишь, скажу я тебе! В порт величаво вошёл германский лайнер Император по прозвищу Колосс Атлантики. Это был молодой корабль, его спустили на воду только в мае 12 года, и плавал он ещё совсем недолго. С тоннажем в 52000 тонн он и впрямь был настоящим колоссом, больше Олимпика и даже Титаника. Германцы и построили его затем, чтобы превзойти британских братьев-лайнеров. Но Император, как и Олимпик, не был склонен к соперничеству. Он был вполне уверен, что соперничать с ним некому и незачем – так оно на самом деле и было. Темперамент этого огромного корабля был чудовищен. Имея воистину королевские размеры, своим поведением Император более напоминал шута. Он без конца валял дурака, подкалывал собеседников (впрочем, как правило, безобидно) и смеялся так оглушительно, что самые маленькие кораблики в порту даже вздрагивали. Это было не только очень большое, но и невероятно шумное судно. У Императора была нарушена остойчивость, и из-за этого в плавании он постоянно немного кренился с борта на борт. В сочетании с большими размерами это привело к тому, что другие корабли за глаза стали называть его увальнем. А Мавритания однажды и вовсе сказала ему это напрямую. В ответ германский лайнер так расхохотался, что у красавицы из Кунард Лайн по всему корпусу прошёл гул. – Знаешь, когда меня спустили на воду, у нас в Германии случилось наводнение, – всё ещё смеясь, сообщил Император Мавритании. – Море вышло из берегов, представляешь? Не веришь? Моё императорское слово! Я и вправду здоровый, что верно, то верно! Он нисколечко не обиделся, чем в свою очередь страшно обидел Мавританию. С тех пор она была твёрдо уверена в том, что у германского парохода не все дома. Впрочем, многие корабли разделяли её мнение. Но не Олимпик. Хотя с Императором ему случалось встретиться всего несколько раз, этот пароход был ему симпатичен тем, что всегда был весел и заражал своим оптимизмом всех вокруг. Колосс Атлантики также относился к лайнеру Белой Звезды доброжелательно – как и почти ко всем другим кораблям. Бодро попыхивая двумя из трёх своих огромных труб, германский великан приблизился к Олимпику и весело спросил: – А что, приятель, люди говорят, у Британии с Германией война намечается? Ну что, повоюем с тобой, как считаешь? Олимпик на минуту даже дар речи потерял. – Мы с тобой?.. – наконец пробормотал он. – Зачем нам воевать с тобой? Мы не были врагами раньше, почему сейчас должны... – Ну, а как? Нами-то люди правят. Вот скажут тебе меня потопить, что будешь делать? – Ничего. Я никого не стану топить. Я мирный корабль, и не для того живу, чтобы... Но Император уже не слушал Олимпика – он хохотал. – Ну и наивный же ты, ничего не стоит тебя одурачить! – воскликнул он. – Не бойся, не заставят тебя никого топить, да и тебя никто не потопит. Нам, пассажирским лайнерам, война вовсе не страшна. Вот увидишь, начнётся она, поставят нас на прикол, и будем спокойно ржаветь... то есть, что я говорю – отдыхать, конечно! – пока всё не закончится, а потом... – Император, – перебил его Олимпик, – я не хочу войны. Я не хочу, чтобы гибли люди. Германский пароход внезапно посерьёзнел, став совсем на себя непохожим. – Ну а кто ж этого хочет, дружочек? Даже сами люди не хотят. Но, – вдруг снова весело добавил он, – ты не сомневайся, что бы там между людьми ни было, я тебе, да и всем британским пароходам, всегда буду другом! Императорское слово! – Спасибо тебе, Император, – с чувством сказал Олимпик. – Я тоже останусь тебе другом. – Во! – радостно взревел Император. – Решено, значит! Отлично! Так мы через любую войну прорвёмся! А может, её и не будет вовсе... Ну, скорой погрузки и доброго плавания тебе, Олимпик! «А может, её и не будет вовсе...» В течение следующих нескольких месяцев Олимпик то и дело с надеждой повторял эти слова. В конце концов, мистер Эндрюс говорил... Увы, корабль уже знал, что даже и любимый им конструктор ошибался, а люди... он ещё не мог постичь всего, что творилось в их душах. Четвёртого августа 1912 года лайнер снова был на пути в Нью-Йорк. Как обычно, он наблюдал за жизнью пассажиров, смотрел, как возятся в машинном отделении несущие вахту матросы, рассеянно слушал звуки вальса, который играл оркестр. Океан вокруг был чист и безмятежен, небо над ним безоблачно, и всё это наполняло душу корабля покоем. Потому когда прилетел внезапный тревожный радиосигнал, Олимпик даже не услышал его. Он понял, что случилось страшное, только когда бледный, взволнованный радист вбежал на капитанский мостик и доложил Герберту Хэддоку, что Великобритания объявила Германии войну. Мгновенно тревога охватила всех офицеров лайнера. Помрачневший капитан Хэддок приказал дать полный, самый полный вперёд. Корабль, стремительно увеличивая скорость, двинулся к американскому берегу, словно убегая от грозной, следующей за ним по пятам беды. Война началась.
Люди вернулись, как по волшебству, на следующий день после разговора Олимпика с Карпатией. Конечно, они не могли оставить свой корабль. На него погрузили новые шлюпки, на этот раз несомненно прочные и надёжные. Из-за них на шлюпочной палубе сразу стало страшно тесно, но Олимпик не расстраивался из-за этого. Зато теперь, если с ним вдруг что-то случится, люди смогут спастись. Он отправился в новый рейс через Атлантику ровно через месяц после гибели Титаника. Корабль плыл, вокруг него волновалось беспокойное море, и ему тоже не было покоя. читать дальшеСлова Карпатии не спасли Олимпика от боли, но её власть над ним ослабла и уже не тянула его на дно с такой страшной силой. Мысль о том, что брат не перестал быть совсем, что он теперь, хоть и далеко, но есть, всё так же живой и светлый, казалась невероятной, но помогала держаться на плаву. Боль не сдавалась, она натравила на Олимпика сомнение. Оно проникало в душу, как вода проникает в корпус сквозь мельчайшие течи – тихо, коварно. Что, если Карпатия сказала неправду?.. она такая добрая, она могла придумать эту историю, чтобы утешить его. А если даже она верила, что говорит правду, разве она не может ошибаться?.. Как может быть это удивительное Последнее Море сразу везде?.. Если оно и вокруг него, Олимпика, почему тогда нельзя его увидеть, почему нельзя встретиться с братом снова? Наверное, всё-таки оно очень далеко, а иначе почему из него не возвращаются?.. Может быть, его и вправду вовсе нет на самом деле. И если даже... если всё так, как сказала Карпатия, вдруг Титанику действительно не хватит сил доплыть до тех чистых вод?.. Десятки таких мыслей одолевали Олимпика, и корабль снова замирал от тоски и отчаяния. Но надежда – самое упрямое чувство на свете. Если уж она поселилась в душе, очень трудно прогнать её оттуда. А огромная любовь к брату заставляла Олимпика верить. – Светлое Море, – просил он тихо, – если только ты есть, прими моего братишку. Он ни в чём не был виноват, прошу тебя, пусть он живёт. Если же тебя нет... пожалуйста, стань! А экипаж и пассажиры Олимпика и не подозревали о том, что происходит в его душе. Жизнь на борту лайнера текла своим чередом. Матросы больше не беспокоились о своей безопасности и трудились на вахтах даже усерднее, чем обычно. Капитан Хэддок, которого совершенно вымотали неприятности со шлюпками и командой, тоже чувствовал, что дела идут на поправку, и вместе со своими помощниками уверенно вёл судно вперёд. Пассажиры снова беззаботно прогуливались по палубам, слушали музыку, танцевали, беседовали в салонах, ели в обеденных залах, спали в своих каютах. Словом, вели себя, как обычно, как будто не плыли на борту корабля, близнец которого всего месяц назад затонул и погубил полторы тысячи человек. Если кто-то и чувствовал тревогу по этому поводу, то не выказывал её явно. И, сами того не подозревая, люди становились союзниками Олимпика в борьбе с болью. Шумная, кипящая жизнь звала его громко и настойчиво, и как мог пароход её не услышать, когда она была буквально в нём самом? Невольно он начал откликаться на зов, снова смотреть на людей, улыбаться их маленьким радостям и сочувствовать огорчениям... и в такие минуты сомнение и тревога оставляли его, хотя Олимпик ещё и не отдавал себе в этом отчёта. Но он чувствовал, что нужен, что о нём заботятся и что он ему самому есть, о ком позаботиться – а это было для него важно сейчас, как никогда. Но район, где нашёл свою страшную гибель Титаник, Олимпик проплывал, не видя ничего, кроме холодной глубины под собой, не слыша ничего, кроме её вкрадчивого шёпота. Лишь усилием воли пароход вызывал в памяти тихий голос, так искренне говорящий ему о Последнем Море, где нет ни боли, ни смерти. И продолжал плыть, стремясь к далёкому берегу. А по прибытии в Нью-Йорке на корабль и его команду свалилась новая забота. Едва пассажиры сошли на берег, едва успели снять с Олимпика почту и другие грузы, как на борт пожаловала группа очень серьёзных и деловитых людей. Они представились комиссией по расследованию обстоятельств гибели Титаника и заявили, что хотят подробно изучить однотипный лайнер. Несчастный капитан Хэддок схватился за голову, но делать было нечего – просьбу пришлось удовлетворить. Члены комиссии облазили пароход вдоль и поперёк, разве что в трубы не заглянули. Особенно тщательно они осмотрели капитанский мостик и радиорубку, все отсеки и переборки, машинное отделение. При этом они всё время что-нибудь измеряли, записывали данные в книжки, обменивались замечаниями и предположениями, без конца повторяя при этом имя Титаника. В довершение всего заставили команду спускать на воду шлюпки, проделывая всё так, как это могло быть в ту роковую ночь в Атлантике... Всё это было для Олимпика мучительно, потому что напоминало о гибели брата, но он утешал себя мыслями о том, что помогал людям в нужном деле. Ведь если они не узнают, отчего случилась беда с Титаником, то могут в дальнейшем повторить ошибки, которые привели его к катастрофе. Тогда погибнут ещё корабли и люди, и получится, что смерть его брата была напрасной. Но наконец комиссия закончила работу и оставила пароход в покое. А он так и не понял, к каким выводам они пришли. «Ничего, – думал Олимпик, – главное, чтоб они сами поняли хоть что-то». Сам для себя он понял только одно. Непотопляемый корабль был волшебной сказкой, которую люди так и не смогли воплотить в жизнь, но искренне поверили в её реальность. И они с Титаником поверили на свою беду. А действительность оказалась простой и страшной: любое судно, если оно ходит по морю, может и пойти ко дну. Но Олимпик больше не думал о дне. В тот момент, когда американская комиссия проводила на нём испытания со шлюпками, корабль раз и навсегда решил: он будет жить. Пусть в нём навсегда поселилась боль, пусть он остался один на свете, а в море его тоже подстерегают айсберги – пока есть уголь в бункере, команда на вахте, а капитан на мостике, пока могут крутиться винты и есть силы держаться на плаву, он будет жить. Жить долго. Жить всей душой. Лететь по волнам, видеть солнце и звёзды, слышать шум моря и человеческие голоса. За себя и за брата, которому почти не удалось всё это изведать. И когда-нибудь они встретятся в Последнем Море. Но не теперь. А люди из компании «Уайт Стар Лайн», владельцы Олимпика, собирались сделать всё возможное для того, чтобы ему помочь. Они тоже решили, что этот корабль должен выжить, даже если по какой-то несчастливой случайности получит такие же повреждения, как и его брат. Но Олимпик этого не знал. Он был очень удивлён, когда однажды (это было уже осенью) его вывели из порта Саутгемптона, не взяв на борт ни грузов, ни пассажиров. «Куда мы плывём?» – подумал пароход растерянно. Олимпик стал внимательно прислушиваться к разговорам экипажа и наконец понял. Его вели в Белфаст для того, чтобы там значительно модернизировать. Корабль почувствовал и волнение перед грядущими переменами в себе, и радость от сознания, что люди так о нём заботятся, и смутную тоску от того, что он снова увидит родную верфь, но уже не встретят его там ни Титаник, ни Томас Эндрюс... И ещё какое-то неясное беспокойство вкралось в его душу. Словно он забыл что-то очень важное, и это важное было связано с верфью. Плывя вдоль английского берега, Олимпик вдруг заметил большой лайнер, идущий встречным курсом. Он как раз выполнял поворот, и скорость его была невысока. Но это не могло обмануть Олимпика. Он узнал и очертания корпуса, и четыре красные с чёрными верхушками трубы. Она, Мавритания! Он почувствовал, как его бросает в жар от гнева, вспомнил и её жестокие слова, сказанные весной в Саутгемптоне, и своё обещание утопить её во что бы то ни стало. Ну, держись, подумал он. Место самое подходящее, берег не так уж далеко, люди, если что, смогут до него добраться, а тебя я во всяком случае оставлю с хорошей дыркой в борту. Удалось бы вырвать штурвал у рулевого... Корабль был так зол, что впервые в жизни даже не задумывался о последствиях своего поступка. Но в это время пароход Кунард Лайн подошёл ближе, и Олимпик понял, что ошибся. Это была не Мавритания, а её старшая сестра – Лузитания. Олимпик видел Лузитанию всего несколько раз, но зато много о ней слышал. Как и её младшая сестра, она была очень красива и так же быстра. Олимпик знал, что ещё до его спуска на воду сёстры в течение двух лет били рекорды скорости друг друга, играя Голубой лентой Атлантики, как дети мячиком. Люди и корабли много спорили, кто же из двух красавиц быстрее, пока однажды Мавритания не пересекла океан с такой скоростью, достичь которой Лузитания уже не смогла. Лента навсегда перешла к младшей сестре, но и за старшей осталась слава необыкновенно быстрого лайнера. Но если по виду и скорости сёстры отличались мало, то характеры у них были совсем несхожи. Лузитания была очень спокойна и немногословна. Когда она, тихая и величественная, входила в порт, то напоминала прекрасную и чуть печальную принцессу, идущую по своему дворцу. Многие корабли по первому впечатлению (зачастую это было впечатление от её сестры) объясняли неразговорчивость Лузитании высокомерием, но понимали свою ошибку, стоило им узнать её поближе. Высокомерия в ней было не больше, чем в игрушечной лодочке. Она была добрым лайнером и всегда была внимательна к окружающим, их горестям и радостям. Немногие слова, которые от неё можно было услышать, звучали не для того, чтобы задеть кого-нибудь, а чтобы помочь и поддержать. Неудивительно, что её любили, в отличие от вредной Мавритании. Некоторые корабли даже поговаривали, что старшая сестра по доброте душевной нарочно уступила младшей в гонке за Голубую ленту. Но когда Лузитания случайно узнала об этих слухах, то задала сплетникам такого жару, что они долго не могли опомниться. Мгновенно она превратилась в совершенное подобие Мавритании и в самых язвительных выражениях высказала своё мнение о тех, кто слишком много болтает и слишком мало думает. Таким образом корабли узнали, во-первых, что и в этом тихом омуте водятся нешуточные черти, а во-вторых, что за младшую сестру Лузитания стоит горой. Это, однако, не значило, что она оправдывала поведение Мавритании. Пожалуй, старшая сестра даже больше всех расстраивалась от её выходок, и, может быть, именно поэтому всегда была немного грустна. Но всё это Олимпик знал лишь понаслышке. Его знакомство с Лузитанией ограничивалось тем, что несколько раз он здоровался с нею в море, и красавица всегда приветливо ему отвечала. На этот раз она, приблизившись к лайнеру Белой Звезды на достаточное для разговора расстояние, обратилась к нему первая. – Доброго плавания тебе, Олимпик! – И тебе доброго плавания, Лузитания! – Как ты? – спросила она, немного понизив голос. – Хорошо, плаваю, – ответил он. – Вот сейчас на модернизацию отправили, так что, наверное, надолго пропаду из виду. – Что ж, это надо, – отозвалась Лузитания. – Желаю тебе, чтобы всё получилось удачно. – Спасибо. Лузитания умолкла, и Олимпик уже подумал, что на этом они и разойдутся, но тут она промолвила ещё тише. – Олимпик, не бери к душе слова моей сестры. Это она о том случае в Саутгемптоне, тут же понял Олимпик. Но откуда узнала? Вряд ли от самой Мавритании и уж точно не от Карпатии. Должно быть, рассказал кто-то из кораблей, кто был тогда в порту и случайно услышал их разговор. – Её беда в том, что она такая, – добавила Лузитания, – но я всё равно её люблю. Олимпик взглянул на Лузитанию – она смотрела спокойно, тая печаль. «Они же сёстры с Мавританией, самые родные корабли друг для друга, – подумал пароход, чувствуя пробуждающуюся тоску, – как Титаник и я». – Да ничего, – ответил он вслух. – Я уж и не помню, что она говорила-то. Теперь Лузитания подошла совсем близко. Взгляд её стал теплее. – Олимпик, мы никогда не забудем о Титанике, – с силой произнесла она. – Он погиб за всех нас – люди получили горький урок и стали бережнее относиться к остальным. Никто из кораблей не забудет этого. – Спасибо тебе, Лузитания, – ответил он, удивляясь, как всё-таки непохожа она на свою сестру-близнеца. – И тебе спасибо. И доброго плавания! Корабли разошлись. Вскоре Олимпик уже пересёк Ирландское море. До верфи теперь было совсем недалеко. Он не был здесь семь месяцев. Для корабля этот срок сам по себе большой, а Олимпику и вовсе казалось, что прошла целая вечность. Он чувствовал себя так, будто всё это происходило не с ним. Словно не ему, а другому лайнеру ремонтировали на верфи винт, не его встречали там младший брат и конструктор. И не он уплыл оттуда весной, не зная, что вернётся уже другим. Да и на самой верфи, конечно, уже всё по-другому, подумал он. Жизнь продолжается, и на стапелях, где когда-то они с Титаником мечтали о будущем, теперь наверняка... Олимпик внезапно вздрогнул всем корпусом, так что его команда даже испугалась – не напоролись ли они на что-то под водой. Но пароход уже плыл дальше, ошеломлённый внезапно полыхнувшим воспоминанием. Да. Там на стапелях теперь наверняка строят новый корабль. Люди собирались строить там корабль – такой же, как он сам, такой же, как Титаник. Третий. Там, на верфи, его ждёт брат!.. «Я совсем забыл о нём!» – с ужасом и раскаянием подумал Олимпик. И вправду, горюя о Титанике, он совсем забыл о том, что у него есть и второй брат!.. Да полно, есть ли?.. В душу корабля снова просочилось холодящее сомнение. Он ничего не знает о Гигантике – такое имя хотели дать люди младшему из трёх лайнеров-близнецов. Была ли вообще начата его постройка?.. Когда Олимпик был на верфи после столкновения с Хоуком – точно нет. Да и после этого вряд ли. Какой там третий корабль, когда люди из-за его, Олимпика, аварий еле достроили Титаник! А потом... потом… Потом погиб Титаник. И Томас Эндрюс, главный конструктор трёх кораблей. И хотя он был главным, но не единственным – а вдруг люди не смогли без него продолжить то, что он начал?.. Или, разочаровавшись в идее непотопляемого корабля, вовсе не захотели продолжения?.. «Глупости! – мысленно одёрнул Олимпик сам себя. – Не могли люди так поступить! Они не сдаются, они упорные и верные. Они не бросили меня, не бросят и Гигантика. Он есть!.. он наверняка ждёт там, на верфи!» Мой брат... Я близко, я скоро приплыву к тебе.
Однажды утром на Звёздную гавань спустился туман. Был он не густой и не страшный и ничуть не напоминал тяжёлую, липкую завесу, что лежала кольцом между Последним Морем и Мёртвым заливом. Остров и прибрежные воды накрыла тонкая, как вуаль, дымка, в которой даже самый осторожный корабль не боялся заблудиться. Огни города в этом тумане заиграли нежными радугами, и жители гавани, спешащие по своим делам, то и дело останавливались, чтобы полюбоваться на это чудо. Но скоро солнце поднялось выше, и туман растаял. Дольше всего он держался у Лунной пристани, словно знал, где больше всего собирается кораблей и людей, и хотел ещё их порадовать. Озарённая огнями в радужных кольцах, пристань казалась тем, кто смотрел на неё с моря, полупрозрачным северным сиянием, но не в ночном, а в утреннем небе. читать дальше– Какая красота! – воскликнул один из пассажиров белого парусника, который как раз входил в порт. – Какое чудо наша Звёздная гавань! Я уже и забывать начал. – Разве её можно забыть? – засмеялся другой пассажир. – Нельзя. И всё же, когда так долго бываешь далеко, а потом возвращаешься, как будто открываешь Звёздную гавань заново. – Да... Я понимаю, что ты хочешь сказать. Это счастье. Другие пассажиры на борту парусника тоже радовались, глядя на пристань и город на берегу. Они возвращались сюда из дальних звёздных морей, и путь их был долог и непрост. Им не терпелось поскорее ступить на землю. Но парусник не спешил. Он шёл, аккуратно следуя давно знакомому фарватеру и внимательно глядя, чтобы не помешать другим кораблям и, чего доброго, не столкнуться с кем-нибудь их них. Это был Коспатрик. Он возвращался из очередного плавания, в которое отправился в тот самый день, когда прибыл от Маяка всех дорог. Среди других парусников, ходивших по акватории гавани, он ничем не выделялся, и его появление для многих осталось незамеченным. Но те, кто его замечал и узнавал, встречали Коспатрика с восторгом. Они знали, что он совершал рейсы к далёким мирам, и радовались его благополучному возвращению. А он, по обыкновению коротко отвечая на приветствия, продолжал движение к пристани и наконец остановился у причала. Пассажиры начали сходить на берег. Покидая палубу корабля, они прощались с ним и благодарили его за путешествие. Обычно Коспатрик чувствовал спокойное удовлетворение от этих слов, от сознания хорошо выполненной работы. Но в этот раз парусник едва воспринимал то, что ему говорили, и почему-то с трудом мог поверить в то, что плавание уже закончилось. Словно бы он только сделал короткую остановку в пути и вот-вот должен был отправиться дальше. Но рейс был завершён, сомневаться в этом не приходилось, и Коспатрик, дождавшись, когда последний пассажир сойдёт на берег, стал человеком и сам поднялся с воды на причал. Поплотнее запахнул плащ на груди, хотя утро было тёплое, оглянулся вокруг и тут заметил Перегрина. Председатель Стеллар Лайн шёл ему навстречу. – Доброго плавания! – приветствовал его Коспатрик. – А тебя с возвращением, – ответил Перегрин, улыбнувшись ему. – Как рейс? Без приключений или как обычно? Коспатрик молча пожал плечами. Без приключений у него не обходилось ни одно путешествие. Всегда что-нибудь случалось, начиная от пассажиров, опаздывающих к отплытию, и заканчивая солнечными бурями. За более чем сто лет, которые Коспатрик ходил по звёздному океану, он давно привык к этому. – У меня выдалось свободное утро, – сообщил Перегрин, – и я решил тебя встретить. Не хочешь пройтись немного? Сегодня красивый день. Коспатрик кивнул в знак согласия, и друзья покинули пристань. Они неторопливо шли по городу, направляясь к Верхним садам, и беседовали. Говорил в основном Перегрин, он рассказывал Коспатрику о событиях, которые произошли в городе, пока тот плавал. А произошло немало интересного. Аквитания открыла выставку новых морских пейзажей – посмотри непременно, советовал Перегрин другу, это того стоит, у девушки удивительный талант. Мавритания собиралась давать бал – это, кажется, уже второй за последний месяц, вспоминал Перегрин, улыбаясь. В звёздном океане нашли новую неизвестную раньше туманность – теперь каравеллы-исследователи готовят туда большую экспедицию, надеются открыть обитаемый мир... Коспатрик слушал рассеянно, он чувствовал себя очень далёким от всех этих событий, но всё же в мыслях был благодарен Перегрину за то, что тот встретил его из плавания и посвятил своё утро прогулке с ним. Друзья дошли до Верхних садов и уютно устроились на скамейке под солнечными липами. Здесь было хорошо, тихо и даже не хотелось ни о чём говорить. Можно было просто сидеть, слушать пение птиц и шелест листвы, смотреть, как внизу ярко блестят морские волны, и думать о своём. – Чем будешь заниматься в ближайшее время? – спросил Перегрин. Коспатрик ответил не сразу. – Схожу на верфь, – наконец сказал он, – попрошу, чтобы поменяли кое-какой такелаж. Подготовлюсь к следующему рейсу. Когда он назначен? – Пока не назначен, – председатель Стеллар Лайн пристально взглянул на Коспатрика. – Не так много пассажиров хотят уплыть в такие дали, куда ты ходишь. – Могу ходить и ближе. Есть ведь рейсы в ближние галактики? – Не слишком ли торопишься в плавание, друг? – ответил Перегрин вопросом на вопрос. – Я корабль, – сказал Коспатрик. – Для корабля нормально ходить по морю, а не стоять подолгу в порту. Тем более, если не нужно тратить время на погрузку и разгрузку. Перегрин помолчал, потом негромко произнёс: – Даже на Земле мы жили не только ради того, чтобы ходить по морю. Коспатрик не ответил. Он сидел, глядя в голубую даль над водой, и его высокая белая фигура вдруг показалась Перегрину точно сделанной из стекла. Некоторое время молчали. – Изумительно красивый сегодня был туман, – наконец сказал Перегрин. – Даже в Звёздной гавани нечасто такие чудеса случаются. – Я рад, что тоже его увидел, – кивнул Коспатрик. – И я за тебя рад, – отозвался Перегрин и прибавил весело: – Помяни моё слово, неспроста это всё. Вот увидишь, ещё какое-то чудо на сегодня приготовило Последнее Море. Он поднялся со скамейки. – Извини, я должен идти, ещё дела в компании сегодня. Да и тебе после плавания всё-таки надо отдохнуть. Коспатрик тоже встал. – Спасибо, что встретил меня сегодня, – сказал он. – За что благодарить, я был рад, – Перегрин сжал его руку. – Доброго плавания, Коспатрик! Надеюсь скоро снова увидеть тебя. – Доброго плавания. Коспатрик остался один. Несколько минут он стоял, глядя вслед другу, а потом пошёл в другую сторону. Солнце, пробиваясь сквозь листву, покрывало его плащ узором света и теней. Даже на Земле у нас было не только море. А что же ещё? Вот люди – они и вправду жили не ради плавания. Они покидали один берег лишь для того, чтобы достичь другого. На суше были места, куда они стремились душой, где ждали те, кого они любили. Да, они любили и радовались. Сейчас его пассажиры тоже радовались и с нетерпением ждали, когда вдали покажется берег. Коспатрик мало помнил о своей земной жизни, и с течением времени она забывалась всё больше. Но здесь, в Звёздной гавани, он жил только морем, никого не ждал и никому не открывал душу. Что ж, это был его собственный выбор, и разве он не был правильным? Душа хотела тепла, но сама никому не могла его дать – обуглилась и остыла. И вправду надо отдохнуть после плавания, сказал себе Коспатрик. Сходить на верфь, потом вернуться в Верхние сады, по вечерам здесь хорошо играет оркестр... Но вместо этого он направился к своему дому. В доме, где жил Коспатрик, была винтовая лестница, очень похожая на лестницу Маяка всех дорог. Только никто точно не знал, сколько ступенек на лестнице в маячной башне. А в своём доме за сто тридцать лет Коспатрик давно запомнил количество ступенек: пятьдесят одна. Он неспешно шагал по ним наверх. Вот сейчас он окажется на площадке, откроет дверь и войдёт в свою комнату. Там, как и на лестнице, всё давно знакомо. Стол, стул, коврик, фонтанчик для питья – и ничего больше. Пусто и тихо. Коспатрик привычным движением положил ладонь на медную ручку, толкнул дверь. И замер на пороге, потому что в его комнате на стуле, подобрав ноги, сидела Катти Сарк. Он думал о ней каждый день с тех пор, как вернулся с Маяка. И не хотел вспоминать, но без его желания вдруг возникало в памяти её лицо, искристые зелёные глаза, которые что-то искали в черноте его взгляда – и внезапно, найдя совсем не то, на что надеялись, вспыхивали испугом... И снова он чувствовал силу, с которой она тогда оттолкнула его от себя, и слышал строгий голос, говорящий: я одна пойду дальше. Всё правильно, спокойно думал Коспатрик. И просил мысленно: Последнее Море, пусть ей будет легко, пошли ей добрый ветер. И вот каким-то ветром её занесло в его одинокое жилище. Она сидела и смотрела так, будто ждала, когда он появится. – Катти, – тихо спросил Коспатрик, – что-то случилось? – Нет, – Катти качнула рыжей головой. – Я просто хотела тебя увидеть. – Меня? Она улыбнулась. – Здесь живёшь ты. Ведь так? И тут же её лицо стало очень серьёзным и взволнованным. Она встала, быстро подошла к Коспатрику и произнесла вполголоса: – Прости меня. – За что, Катти? – За то, что сказала тебе на берегу. За то, что ушла без тебя на Маяк. – Ничего, – мягко сказал Коспатрик. – Я всё понимаю. Это мне следовало бы просить прощения. Я испугал тебя. Я этого не хотел. Маяк меня позвал и... – Ты ничего не понимаешь! – сердито перебила она, золотистые искры в её глазах вспыхнули ярче. – Я не думаю того, что сказала тебе тогда. И ты не должен так думать! Ты не белый пепел. Ты тёплый, настоящий. Коспатрик молчал. Катти продолжала, горячо, с силой в голосе. – Не ты меня испугал. Я сама испугалась. Мне было так страшно там, на берегу. Я ничего не помнила, я потеряла сама себя. А ты помог мне преодолеть страх и дойти до Маяка. Но я не благодарна тебе!.. Нет, конечно, благодарна, но дело не в этом. Она вдруг взяла его ладони в свои. Коспатрик вздрогнул, но не попытался вырвать рук. Впрочем, Катти бы их и не выпустила. – Не Маяк тебя звал, – снова заговорила она. – Это я, моя душа звала. И никто, кроме тебя, не мог её услышать. Коспатрик по-прежнему не отвечал. – Я ждала тебя там, у Маяка, – произнесла Катти. – И здесь, когда ты ходил в море, я тебя ждала. И я всегда тебя буду ждать. – Катти, не надо, – попросил Коспатрик тихо, но она в ответ обняла его крепче, чем тогда на берегу Последнего Моря. На этот раз Катти не просила о помощи. Она держала его, как держат что-то неизмеримо дорогое. И он вдруг обнял её в ответ. Ни разу с тех пор, как стал человеком, он и не думал, что руки нужны ему для этого и что такими сильными могут быть удары сердца. – Тёплый, – сказала Катти, склонив голову ему на грудь. – Это ты. Я тебя везде искала. Но опоздала встретить на Земле и здесь не нашла. В голосе звучала досада, Катти сердилась сама на себя. Но Коспатрик посмотрел на неё спокойно и ласково. – Это моя вина. Я жил и никому, кроме Звезды морей, не открывал душу. Оттого ты и не могла меня найти. – Но потом ты меня нашёл сам... Мне не хватало тебя на Маяке. Я думала о тебе, хотела, чтобы ты был рядом. Но я должна была подняться одна. Мне многое нужно было вспомнить и на многие вопросы ответить. Понимаешь? Девушка с тревогой взглянула в его лицо, как бы желая удостовериться, что он понимает. – Я верил, что ты справишься, – просто сказал Коспатрик. – Спасибо тебе... – произнесла Катти и вдруг стала очень задумчивой. Опустила руки, повела плечами, и Коспатрик тут же разомкнул объятия. – Мне нужно тебе кое-что рассказать. Это важно, – сказала Катти и спросила ни с того, ни с сего: – Ты любишь чай? – Чай? – Коспатрик выглядел озадаченным. – Не знаю. Обычно я пью только воду. Катти улыбнулась, весело сверкнула зелёным глазами. – Это потому, что ты, наверное, никогда не пил чая, который заваривал чайный клипер. Я готовлю особенный чай. – Колдовское зелье? – поинтересовался Коспатрик и сам улыбнулся своей шутке, произнесённой впервые за целый век. – Ещё бы! – рассмеялась Катти. – А чего ещё ждать от ведьмы! Заворожу, и не заметишь! Она снова посерьёзнела. – В самом деле, пойдём, я угощу тебя чаем. И поговорим. Спустя полчаса они уже были в небольшом уличном кафе на набережной. Коспатрик сидел за столиком в плетёном кресле, сбросив плащ на его подлокотник, и думал о том, что произошло только что. Катти пришла к нему, Катти, казавшаяся такой далёкой и невозможной, как сама радость, которую она олицетворяла для него. Она его ждала и искала. Разве не это было чудом, о котором говорил Перегрин? Чудо, которое совершило Последнее Море… Коспатрик повернулся к сияющей на солнце воде. «Я знал, – мысленно обратился он к Морю, – что Твоя любовь огромна, но не сознавал, насколько она безмерна. Благодарю Тебя». Море не ответило, но золотые блики на его поверхности стали ярче, точно вода засветилась собственным сиянием. Солнечные зайчики упали Коспатрику на лицо, и он снова тихонько, неуловимо улыбнулся. Он был прекрасен в этот момент, хоть и не знал об этом, и прохожие оглядывались на него с удивлением и радостью. Катти в павильоне кафе готовила чай. Можно было подумать, что она и вправду колдует – так легко и вдохновенно двигались её руки, перемешивая чайные листья с какими-то травами, наполняя заварочный чайник кипятком, переставляя чашки... При этом она ещё и напевала что-то весёлое. Коспатрик прислушался и вдруг узнал эту песенку. Парусник слышал её когда-то на Земле от своих матросов, но позабыл, как и многое из ушедшей земной жизни. Теперь же он молча удивлялся, почему до сих пор ни разу не слышал этой песни в Звёздной гавани. Может быть, кто-то и пел, да сам Коспатрик не позволял себе её услышать… А Катти уже запела другую песенку, вдруг просыпала заварку, рассмеялась, смахнула чаинки со стола. Лёгкая, весёлая, как будто и не случилось с ней никакой беды совсем недавно на Земле… Но Коспатрик как никто знал, что боль редко проходит бесследно, и догадывался, что Катти хочет ему рассказать о чём-то, что до сих пор тревожит её даже здесь, в Звёздной гавани. Наконец она подошла к нему с подносом, на котором стояли заварочный чайник и две чашки. Катти стала наливать чай – горячий, лучащийся солнцем, точно янтарные капли на берегу моря. Тонкий белый фарфор, казалось, светился в её руках. На нём распускались чудесные цветы, нарисованные золотой и пурпурной красками. От чашек веяло ароматным и жарким летним полднем. Сквозь прозрачную тёмную влагу на дне виднелись лёгкие чайные листья и лепестки цветов. – Красиво, – с удивлением произнёс Коспатрик, не сводя глаз со своей чашки. – И не только, – рассмеялась Катти. – Ты попробуй! Коспатрик осторожно коснулся чашки обеими руками. Ладони ощутили ласковое тепло. Он взял чашку и сделал глоток. Чай был горячий, но не обжигал, совсем как свечи в маленькой часовенке, искорки от корабельных душ. Он только согревал глубоко, до самого сердца, как взгляд Звезды морей, как волны Последнего Моря. – Хорошо? – спросила Катти, улыбаясь, явно не сомневаясь в ответе. Коспатрик, молча поставив чашку, только взглянул на девушку с благодарностью. Она засияла от счастья и тоже отпила из своей чашки. – И правда, вкусно, – сказала она, – даже лучше, чем всегда. Это потому, что для тебя... Они сидели, пили чай и смотрели на море, по которому ходили корабли. Среди них было много знакомых. Катти то и дело желала им доброго плавания. Они были далеко от берега, и девушке приходилось кричать, но это, судя по всему, её только веселило. Корабли отвечали – кто ударом корабельного колокола, кто пароходным гудком. А Коспатрик только молча смотрел на Катти, не переставая удивляться тому, какая она живая и яркая. Вдруг она обернулась к нему. Коспатрику показалось, что в её глазах блеснули слёзы, но Катти быстро моргнула и, прямо взглянув на него, сказала: – Я ушла из Стеллар Лайн. Коспатрик, не ожидавший этих слов, вопросительно поднял брови. – Буду ходить на солнечной линии, – пояснила Катти, подливая себе чая. – Ты удивлён? Вот и все удивляются. Катти, как же ты, с твоими ходовыми качествами, собираешься отказаться от звёздного океана, он такой огромный и удивительный, а солнечная система такая маленькая... Она поставила чайник на стол и произнесла чуть дрожащим от напряжения голосом: – А мне теперь ничего нет дороже маленькой солнечной системы и одной-единственной планеты в ней. Я хочу быть ближе к Земле и к людям. Неправильно... не должна была я так уходить! Они меня любили, и я любила их… Ты, наверное, скажешь: это наша судьба, в ней ничего нельзя изменить. Но Последнее Море подарило мне ещё одну возможность. Коспатрик ничего не говорил, просто ждал. – Я не умерла там, на Земле, – сказала Катти. – Сохранились части корпуса. Не так уж много, но его решили восстановить из того, что осталось. И когда это будет сделано, я вернусь. – Но это будет уже не твой корпус, – медленно проговорил Коспатрик. – Не ты. – Это буду я, – улыбнулась Катти. – Я так хочу. Коспатрик не сразу нашёлся, что сказать, долго сидел в задумчивом молчании. Он думал о Земле. Странная, почти позабытая планета, где корабли и люди не могут говорить друг с другом. Мир, где больше не нужны парусники. Море, в котором можно утонуть, и огонь, который сжигает дотла... Но этот мир незримо ласкали волны Последнего Моря, над ним струился добрый свет Звезды морей, и его любила Катти. Она даже была готова вернуться туда, хотя знала, что там ей никогда не поднять паруса, не выйти в плавание. Должно быть, этот мир, несмотря ни на что, прекрасен, думал Коспатрик. Хотел бы я помнить... – Я не знаю, когда вернусь и как это случится, – сказала Катти. – И не знаю, что со мной будет дальше. – Ты боишься? – Нет... да, я боюсь. Боюсь, что там, на Земле, снова забуду тебя, и тогда... – Что тогда, Катти? – Ты меня простишь? Ты будешь знать, что на самом-то деле я помню и люблю тебя? Коспатрик коснулся её руки, лежащей на столе. Она была холоднее его собственной, и он бережно сжал её в ладонях, стараясь согреть. – Милая, – сказал он негромко, но прозвучали в его голосе и сила, и глубокая нежность. – Я верю Последнему Морю и Звезде морей. И ты верь. Они сохранили нас и привели друг к другу через столько лет. Они не допустят, чтобы мы расстались теперь. – Если я не смогу больше возвращаться в Звёздную гавань, когда снова буду на Земле... – начала Катти, но Коспатрик мягко прервал её. – Ты сможешь. Моя душа всегда будет тебя ждать. Я и сам приду к тебе, и ты будешь знать, что я рядом. Глаза Катти снова заблестели, но на этот раз не от слёз. Чистая ликующая радость засветилась в её взгляде, и снова Коспатрик почувствовал, как отзывается радостью его собственное сердце. А небо над ними было ясным и солнечным, и Звёздная гавань была полна такой же сияющей жизни. А вокруг шумело огромное море, храня свои корабли, наполняя их паруса ветром, а души надеждой.
В прошлый раз забыла упомянуть, что события в рассказе происходят не так уж далеко от нашего времени — в 2007 году. Впрочем, для Звёздной гавани это особого значения не имеет, наверное.
Далёкий берег, омытый светлыми волнами Последнего Моря, был полон звуков. Шумел прибой, и ветер мягко шуршал по песку. То тут, то там над водой раздавались крики чаек. Тихонько смеялся-заливался маленький ручеёк, впадающий в море. Все эти голоса были негромкими, но звучали, не смолкая, и оттого берег совсем не казался пустынным. Здесь кипела неведомая, но удивительная жизнь. Но девушка, сидящая у кромки воды, казалось, не слышала и не видела ничего вокруг. Лицо её было озабочено, как будто она силилась вспомнить что-то и никак не могла. Время от времени она касалась ладонью лба и ерошила чёлку над ним, словно пыталась разбудить воспоминания. Но они не просыпались, и девушка хмурилась, искры в её ярко-зелёных глазах вспыхивали сердито – и угасали растерянно... Она поднимала голову, смотрела туда, где море сливалось с небом, словно ждала, что оттуда придёт ответ на её вопрос. Но горизонт был прозрачен и молчалив. Только волны тянулись к девушке, пытались коснуться её рук, словно хотели сказать ей что-то. Но она сидела на таком расстоянии от воды, что волны совсем немного не добежав до неё, со вздохом скатывались обратно в море. читать дальшеВдруг что-то изменилось на горизонте. Девушка резко поднялась на ноги. К её коленям пристали песчинки, но она не позаботилась о том, чтобы стряхнуть их. Она взволнованно смотрела на море, откуда приближался, вырастая на глазах, белый парусник. Коспатрик на ходу превратился в человека, но продолжал скользить к берегу так же легко, как если бы его подгонял ветер. Он тоже заметил девушку и теперь вглядывался в неё. Она замерла в напряжённом ожидании. Маленькая фигурка в коротком белом платье. Взлохмаченные медно-рыжие волосы. Бледное лицо, тревожно сдвинутые тонкие брови, а в выражении губ что-то отчаянно горькое. Он узнал её. Это была Катти Сарк. Коспатрик не ожидал увидеть её. «Что она здесь делает? И как вообще здесь оказалась?» – подумал он. Мысль эта почему-то вызвала у него сильнейшее беспокойство. – Наконец-то, – произнесла девушка с облегчением и в то же время с негодованием, точно она ждала его, долго ждала, а он медлил придти. Едва Коспатрик ступил на берег, как она порывисто шагнула к нему и крепко обняла. Руки у неё оказались неожиданно сильные, у Коспатрика даже дыхание перехватило. Девушка уставилась на него своими зелёными глазами, и тут он понял, что она его не узнаёт. В её взгляде невероятным образом смешались надежда и отчаяние, радость и страх, гнев и просьба о помощи, только узнавания в нём не было. – Катти... – произнёс Коспатрик растерянно. – Катти? – переспросила она быстро. – Это я, да? Это меня так зовут? Ну же! – вскричала она в нетерпении. – Ну скажи... ты же видишь, что я ничего не помню! Неожиданно для самого себя, Коспатрик поднял руку и погладил девушку по голове, потом ещё и ещё раз. Она замерла, глядя ему в глаза, выражение её лица мало-помалу смягчилось, руки расслабились. – Катти, да... – медленно произнесла она. – Меня зовут Катти Сарк, я корабль, чайный клипер. Коспатрик опустил руку. – А ты… – Катти снова взглянула в его лицо, – тебя я узнаю... Ты Коспатрик. Ты тоже корабль, и ты... О! Она оттолкнула его от себя. Это было так неожиданно, что Коспатрик едва устоял на ногах. Катти отбежала от него на несколько метров, её глаза метали молнии. Коспатрик взглянул на неё в изумлении, не понимая причин этой внезапной враждебности, но чувствуя, как его тревога растёт больше и больше. – Катти, – негромко произнёс он, – что случилось? – Что ты здесь делаешь? – выкрикнула она. – Зачем пришёл? – Я слышал зов, – спокойно ответил Коспатрик. – Пришёл помочь. – О нет, я тебя не звала! Зачем... почему именно ты?! Катти смотрела на него, не мигая. Она побледнела ещё больше, в её глазах светился безумный ужас. Коспатрик ощущал его почти физически. – Катти, – позвал он, – Катти, что с тобой? Что случилось? Как ты оказалась на этом берегу? – Как оказалась?! – выкрикнула она с болью и яростью. – О, отлично знакомым тебе способом!.. Ты и сам оказался здесь так же! Коспатрик замер, как громом поражённый. – Неужели... – У меня на борту был пожар. Там, на Земле, от меня... только головёшки остались!.. Катти в отчаянии закрыла лицо руками, вся сжалась, как от удара. Охваченный ужасом и жалостью, Коспатрик сделал к ней шаг, но девушка, заметив его движение, вскрикнула, выпрямилась и отшатнулась в сторону. – Не подходи!.. Зачем ты пришёл? Мне страшно на тебя смотреть. Почему ты весь такой белый, как... пепел?.. Она опрометью бросилась бежать и исчезла среди прибрежных скал. Не успел Коспатрик опомниться, как остался один. Первым его стремлением было броситься за Катти, догнать её, успокоить. Но порыв этот быстро угас. Она растеряна и напугана, а он её напугал ещё больше. Наверное, лучше оставить её одну, дать возможность успокоиться. Сгорела!.. Коспатрик почувствовал, что его бросает в дрожь. Он знал, что это такое. Когда-то давно на Земле он и сам погиб от огня. С тех пор прошло больше ста лет. Время и милосердная Звезда Морей давно погасили в его памяти ужас того, что он тогда пережил… но сейчас воспоминания снова вспыхнули, как тот пожар, унёсший его жизнь и жизни тех, кто был с ним. Он уже не помнил, как это началось. Всё было хорошо, он шёл на всех парусах, направляясь в Новую Зеландию, к Окленду. На палубе был праздник, его пассажиры – эмигранты из Англии – сами устроили концерт. Все очень веселились. Ему тоже было весело. Ветер в парусах, волны под килем, счастливые люди на борту, ощущение собственной силы – вот и всё, что ему тогда было нужно для радости. Это потом он перестал любить праздники. Все они напоминали ему о том… Пожар начался в ту же ночь у него в подшкиперской. Он не знал, что было причиной, знал только, что не люди. Они были осторожны с огнём. Какое-то горючее вещество воспламенилось само собой, точно чья-то недобрая воля заставила его вспыхнуть. Люди могли бы спасти его и себя, если б действовали быстро и слаженно. Но капитан растерялся, а вместе с ним и команда. Матросы засуетились, упустили время, и огонь набрал такую силу, что стал неостановим. Корабль почти не помнил событий, случившихся потом. Они остались для него в ощущения, звуках, обрывках образов. Рёв и вой огня, с жадностью пожиравшего его паруса, рангоут и корпус. Треск ломающихся мачт – они падали одна за другой, круша палубу, и воздух с шипением врывался в трюм, придавая сил пламени. Вокруг обугленных обломков шипела вода. Но страшнее всего были крики погибающих в огне людей. Корабль, ещё недавно бывший для них уютным уголком в открытом море, стал для них пылающим адом. Они метались по палубе, не видя друг друга, не видя ничего вокруг, и казались уже не людьми, а безликими призраками, излучавшими смертоносный ужас. Отталкивая друг друга, они пытались пробраться к шлюпкам... шлюпки срывались в воду и тонули вместе с теми, кто в них сидел. На гибнущем корабле царила уже даже не паника, а сумасшествие. Он и сам чувствовал, как безумие овладевает его рассудком быстрее, чем огонь его палубой. Он боролся бешено, чтобы не провалиться в беспамятство, вопреки боли и ужасу пытался сдержать огонь своей волей. Каким-то чудом ему удалось отвоевать у врага несколько помещений, где укрылись люди. Но сознание его заволакивало дымом, а отчаяние твердило – бесполезно, бесполезно... Ты догоришь, утонешь, и все погибнут. Пожар длился три дня. Парусник выгорел почти полностью, и всё-таки жизнь ещё не покидала его. Он видел шлюпку – единственную, которую удалось благополучно спустить на воду. Если бы он знал, что почти все сидящие в ней люди погибнут в море от голода и жажды, вряд ли это заставило бы его сильнее страдать. Он и так был на пределе страдания. Последним его воспоминанием было застывшее лицо капитана, который стоял на корме, держа на руках жену. Он бросил её в воду и прыгнул за ней сам. Сгоревший парусник начал крениться набок, перевернулся, и наступил мрак. Корабль долго блуждал в этом мраке, влекомый какими-то неведомыми течениями. Он не помнил себя, не сознавал ничего вокруг. Только чей-то злобный шепот, похожий на треск огня, неотступно преследовал его словами: «Не надо, не надо держаться на плаву... Ты мой... Я сжёг твой корпус, сожгу и душу...» Он не помнил, когда и как этому кошмару настал конец. Должно быть, сама Звезда морей вывела его из смертной тьмы, и добрые волны Последнего Моря вынесли его на солнечный берег. Корабль очнулся уже в человеческом облике у подножия скалы, на которой стоял Маяк всех дорог. Он лежал на песке, а над ним склонились две крылатые девушки со светлыми, полными сострадания глазами. Позже он узнал, что их зовут Эарвина и Мэриэл и что они помощницы Звезды морей. Они помогли измученному кораблю подняться к Маяку, и там, ещё не осознав до конца, что все ужасы позади, он уснул. Во сне он мало-помалу вернулся к жизни. Звезда морей исцелила его. Страх оставил его душу, боль ушла. Корабль проснулся самим собой, снова обретя и ясность рассудка, и память, и надежду. И подъём на Маяк, трудный для многих приходящих в Звёздную гавань, дался ему на удивление легко. В гавани для него началась новая жизнь. Он встретил здесь Перегрина, который тут же предложил ему ходить в звёздный океан под флагом Стеллар Лайн. Корабль согласился без раздумий. Корпус у него теперь был легче и крепче прежнего, паруса шире и белее сгоревших, и скорость намного больше, чем когда-то на Земле. Он был отважен, но рассудителен, и пассажиры спокойно отправлялись с ним даже в самые дальние рейсы по неизведанным звёздным путям. Друзей у него было немного, но все в городе его знали и уважали, и тепло приветствовали, когда он шёл по улице – высокий мужчина в неизменно белой одежде, спокойный, с тёмными глазами и лицом без улыбки... Рассеянно шагая по берегу, Коспатрик дошёл до скалы и машинально провёл по ней ладонью. Прикосновение к холодному камню заставило его придти в себя и вернуться от воспоминаний к реальности. Нужно было найти Катти, помочь ей. Что если она так и не захочет принять его помощь?.. Он взглянул на море и тут заметил, что с тех пор, как он находится на берегу, погода переменилась. Поверхность воды стала гладкой, точно зеркало. Ветер совсем стих, в воздухе не чувствовалось ни малейшего движения. Если ты парусник, то и захочешь уплыть, да не сможешь – полный штиль. Не беспокойся, Последнее Море. Я и так не уйду, не оставлю её одну. Коспатрик пошёл в ту сторону, где скрылась Катти. Скалы скоро закрыли от него море. Здесь было очень тихо, даже самые лёгкие шаги слышались очень чётко. Катти сидела, прислонившись спиной к камню и обхватив руками колени. Она смотрела куда-то перед собой. Тень от рыжей чёлки падала ей на глаза, и от этого они казались темнее. Услышав шаги, она отвернулась, даже ни разу не взглянув на Коспатрика. – Катти, – позвал он и сам поразился тому, как ласково прозвучал его голос. Она не обернулась, только дёрнула плечом, что должно было означать: оставь меня в покое. – Я уйду, – произнёс он, – обещаю, только послушай меня. Не оставайся здесь, Катти. Иди к Маяку всех дорог. Катти не шелохнулась. В её напряжённо застывшей фигуре было что-то неестественное и болезненное. В Звёздной гавани она была лёгкой, стремительной, совсем не такой. – Катти, – сказал Коспатрик, – тебе нелегко сейчас, я знаю. Я ведь прошёл через то же. Во мне многое сгорело без остатка, другим я уже не буду. Но ты не должна стать белым пеплом. В тебе столько жизни... Однажды я видел, как ты танцевала на празднике в Звёздной гавани. Это было давно, но я не забыл радости, которую ты мне тогда подарила. Ты живая, сильная, оставайся такой. Катти вдруг обернулась. – Значит, Звёздная гавань есть на самом деле? – Конечно. Иначе я бы здесь не был и ты не была. Но разве ты не помнишь? Она поморщилась, словно от боли, снова растрепала волосы надо лбом. – Ничего не помню. А на Земле никогда не знаешь, что есть, а что ты выдумала. – Иди к Маяку, – снова попросил Коспатрик, ободрённый тем, что она заговорила с ним. – Там сёстры Эарвина и Мэриэл, они добрые, и с ними Звезда морей. Они тебе помогут. Там, в гавани, тебя любят и ждут. – Коспатрик, – сказала она, – я не видела никакого Маяка здесь на берегу. – Он здесь. Пойдём, я покажу тебе. Катти продолжала сидела неподвижно, только поза её стала ещё более напряжённой. Коспатрик видел, что она сомневается, не знает, верить ему или нет. И вдруг она резко вскочила на ноги и молча двинулась к нему. Он тоже не сказал ни слова, повернулся и пошёл к морю. Катти шла за ним. Он не оглядывался, но знал, что она не отстаёт. На берегу их встретил проснувшийся ветер. В его шуме Коспатрику почудилась радость оттого, что Катти вернулась к морю. Он обернулся к ней, показывая рукой вдаль. Там виднелся Маяк всех дорог. Высокая белая башня, озарённая солнцем, сияла на скале, как звезда. Катти всплеснула руками. – Его не было там раньше! Ты что, всё это время прятал его под плащом? Коспатрик не ответил ей, но в душе обрадовался. «Она шутит, значит, ей лучше. Звезда морей, благодарю тебя!.. помоги ей и дальше, прошу». – Искорка, – сказала Катти, не сводя с Маяка глаз. – Как далеко. В её голосе прозвучала тревога, словно она боялась, что Маяк вот-вот исчезнет. Но потом, решительно тряхнув рыжей чёлкой, девушка зашагала прямо к нему. Немного помедлив, Коспатрик пошёл следом. Маяк действительно был очень далеко, и поначалу казалось, что он вовсе не приближается, сколько не иди. Вернее, так казалось только Катти. Скоро Коспатрик заметил, как поникли её плечи, шаг замедлился. Девушка остановилась, устало опустилась на колени. – Люди так медленно ходят, – произнесла она сердито. – Я бы уже давно дошла под парусами. Катти обращалась куда-то в пространство. О Коспатрике она словно совсем забыла и вздрогнула, когда он подошёл к ней сзади. Несколько секунд девушка смотрела на него так, как будто не могла вспомнить, кто он и откуда здесь взялся. Он протянул ей руку, но она нахмурилась и не взяла – сама встала на ноги и пошла дальше. Она забывает, понял Коспатрик. Забывает всё, что причиняет ей боль, и меня тоже, потому что я напоминаю о том, что с ней случилось. Плохо. Или... нет? Зачем о таком помнить? Он больше не приближался к Катти. Зато Маяк впереди с каждым шагом становился всё ближе. Скоро стал различим его золотой купол, а затем и узкие окна в стенах башни. Наконец путники подошли к скале, на которой стоял Маяк, и Катти с необыкновенной быстротой стала на неё карабкаться. Коспатрик едва поспевал за нею. Когда они поднялись на площадку перед входом в маячную башню, стало заметно, что вечереет. Солнце ещё было высоко, но уже спускалось к воде, и его золотой свет стал гуще, но прохладнее, а тени удлинились. Где-то внизу волны звонко плескались о скалу. Ветер здесь, на высоте, был сильнее, и развевал пришельцам волосы и одежды. У Катти блестели глаза, в выражении лица были ликование и пронзительная радость. Она снова становилась собой – лёгкой, летучей, как в Звёздной гавани. Коспатрик подумал, что она и вправду чем-то похожа на ведьму. На площадку вышли Эарвина и Мэриэл, смотрительницы Маяка. Коспатрик узнал их сразу, хотя не видел ни разу с тех пор, как оказался на берегу Последнего Моря более ста лет назад. Они не изменились совсем – те же светлые крылатые фигуры, те же глаза, излучающие целительную заботу. Помощницы Звезды морей... – Доброго вам плавания, Коспатрик и Катти Сарк! – приветствовала корабли Эарвина, старшая из сестёр. – Я помню вас! – воскликнула Катти. – Я вас видела в Звёздной гавани и потом на Земле... или... Нет, не помню, что было раньше. Мэриэл протянула ей руку. – Всё будет хорошо. Маяк поможет тебе вспомнить. – Для этого нужно подняться наверх? – спросила Катти. Голос её чуть дрожал, как показалось Коспатрику, от нетерпения. – Да, – сказала Эарвина. – Возможно, это будет непросто. Не все воспоминания могут быть радостными. – Но ты не бойся, – ободряюще улыбнулась Мэриэл. – Всё получится. – Я не боюсь, – пожала плечами Катти. Она вдруг повернулась к Коспатрику и, глядя на него необычайно ясными глазами, попросила негромко, но настойчиво: – Останься. Коспатрик не удивился – он этого ждал. И всё-таки переспросил: – Что? – Останься здесь. Дальше я пойду одна. Он не стал возражать. Только спросил: – Ты знаешь, что там, наверху? – Да, я где-то слышала об этом. Там часы, – Катти взглянула на сестёр, как бы ожидая подтверждения своей догадки, – и надо перевести стрелки, тогда... Она вдруг рассмеялась. – Не помню! Но это ничего. Поднимусь и увижу. И она уверенно, не оглядываясь больше, двинулась ко входу в башню. – Постой, – окликнула её Мэриэл. – Я немного провожу тебя. Она пошла рядом с Катти. На площадке остались Эарвина и Коспатрик. Крылатая девушка опустилась на каменную скамью, стоящую у перил, что шли по всему периметру площадки. Взглянула на Коспатрика очень серьёзно, но тепло. – Что ты будешь теперь делать? – спросила она. – Тоже вернусь в Звёздную гавань, – ответил он, садясь рядом. – Так же, как и сюда, по морю. – А потом? Этот вопрос оказался неожиданным. Коспатрик никак не думал, что Эарвина станет интересоваться его жизнью в Звёздной гавани. И хотя он знал, что смотрительница Маяка всех дорог не станет спрашивать просто так, а всё-таки не ответил ей. Вместо этого спросил сам: – Эарвина, что случилось с Катти там, не Земле? – Она не сказала тебе? – Сказала, что был пожар, и ничего больше. Она ничего не помнит или не хочет помнить. У неё на борту случилось что-то страшное? Погибли люди? Эарвина покачала головой. – Нет, Катти не пришлось пережить того ужаса, который испытал ты. Она ведь уже давно не ходит в море. Пожар случился на берегу и унёс только её собственную жизнь. И к нашему берегу она пришла не по мёртвым водам. Но ей действительно нелегко сейчас. – Отчего? – Катти была последним чайным клипером на Земле. Прекрасный, удивительный корабль. Люди её берегли. Она давно не была им нужна, чтобы возить грузы или пассажиров. Но она давала им нечто более важное – память о том, что такое истинное величие, свобода и красота. «Да, – подумал Коспатрик, снова вспомнив Катти, танцующую на волне, лёгкую и прекрасную Катти. – Да, она могла рассказать им об этом». – В том мире люди либо вовсе забыли о красоте и свободе, либо ищут их, но находят не все. И потому так важно для них помнить о тех временах, когда ходили по морю сильные и прекрасные корабли – такие, как Катти. Она была очень дорога людям, и потеря её тяжела. Она это чувствует, и это причиняет ей больше всего боли. Коспатрик молчал, склонив голову. Недавняя встреча с Катти внезапно представилась ему удивительно ярко. Её руки, обнявшие его с отчаянной силой, зелёные глаза, полные испуга и надежды, совсем близко... Коспатрик вдруг подумал, каково ей было оказаться одной на берегу, таком светлом, но пустынном. Ничего не помнить, но так мучительно чувствовать тоску всех тех, кто потерял её на Земле. И не видеть пути, не чувствовать поддержки тех, кто любил её и ждал в Звёздной гавани... «Я тебя не звала! – вдруг вспомнил он её слова. – Почему именно ты пришёл?» И в самом деле, почему Маяк не позвал к ней другого, способного согреть живым теплом?.. Впрочем, это уже не имеет значения. Главное, что Катти всё-таки пришла к Маяку и сейчас, наверное, уже поднимается по ступенькам наверх. Коспатрик вдруг почувствовал, что, вопреки её желанию, хотел бы идти рядом, чтобы помочь, подать руку, если будет нужно... – Маяк поможет, – сказал он вслух. – Ведь так, Эарвина? – Она всё вспомнит, – ответила крылатая девушка. – Но ты должен понимать, что Маяк только указывает путь. Куда идти, корабли решают сами. Коспатрик поднял голову, непонимающе взглянул на Эарвину. Но прежде чем он успел спросить, что она хотела сказать этими словами, на площадку снова выбежала Мэриэл. – Всё в порядке! – воскликнула она и улыбнулась. – Катти пошла наверх. Скоро она будет в Звёздной гавани. – Мы попросим Звезду морей светить ей поярче, – прибавила Эарвина. Коспатрик поднялся, скрестив руки на груди. – И мне тоже, – проговорил он. – И за меня попросите, добрые сёстры. Эарвина тоже встала со скамьи. – Мы не забудем о тебе, и Звезда морей не забудет. Доброго плавания и попутного ветра тебе, Коспатрик. Коспатрик с благодарностью кивнул девушкам, а потом повернулся и стал альбатросом. Он взлетел, сделал круг над площадкой, резко крикнул по-птичьи и метнулся вниз, к волне. Коснувшись воды, птица превратилась в белый парусник. Крылатые сёстры смотрели сверху, как он быстро удаляется, подхваченный ветром. Мэриэл махала ему рукой, Эарвина стояла неподвижно и задумчиво. Корабль плыл долго. Ветер всё время менялся, из попутного становился встречным, и тогда паруснику приходилось лавировать, чтобы идти своим курсом. А на море между тем спускалась ночь. Небо и вода наливались глубокой синевой, и в вышине, и в глубине одна за другой загорались звёзды. Скорей бы добраться до гавани. А потом... А что потом? Да... Надо спросить у Перегрина, на какой день он перенёс рейс. И снова в плавание, далеко, далеко, ещё дальше. Вдруг в вышине над Коспатриком вспыхнул золотой луч, яркий и радостный. Он тянулся от берега, который корабль недавно покинул, в ту сторону, куда он плыл. Это светил Маяк всех дорог. Парусник смотрел вперёд – в воде искрился отражённый золотой свет, ложась перед ним такой же прямой дорогой, как и в небе. Катти справилась, подумал Коспатрик. Она поднялась наверх и зажгла Маяк. И уже скоро будет в Звёздной гавани, и всё у неё будет хорошо. И мне до гавани теперь недалеко. Благодарю тебя за путеводный лучик, милая... За всё благодарю.
Решила выложить в сообществе свежедописанную историю. Снова о Звёздной гавани и о двух душах, которые повстречались в ней спустя очень много лет. Названия у этой вещи нет. Проблема у меня с названиями. Потому буду публиковать просто так. Глав тоже нет, но есть три части. Пока выкладываю первую.
Коспатрик проснулся ночью, разбуженный каким-то неясным не то предчувствием, не то воспоминанием. Открыв глаза, он некоторое время лежал, глядя в потолок комнаты и пытаясь понять – что же это было такое, что не дало ему спокойно спать. Но мысль, мелькнувшая во сне, упорно не желала возвращаться после пробуждения. Завтра рейс, подумал Коспатрик. И непростой, в один из далёких от Звёздной гавани миров. Он был единственным пассажирским парусным судном, ходившим так далеко. Даже среди могучих пароходов и теплоходов немногие отправлялись в подобные рейсы. Необходимость в этом возникала нечасто, да и опасны были такие путешествия. Но мысль о дальнем плавании была привычна и не беспокоила Коспатрика. Он знал, что не она его разбудила. Это было что-то другое. читать дальшеКоспатрик встал и подошёл к окну. С высоты башенки, в которой он жил, был виден звёздный океан. Тёмно-синяя вода у горизонта сливалась с такого же цвета небом. И в воде, и в небе мерцали звёзды. Ровно мерцали, спокойно. Мягко и ласково шуршали волны, убаюкивая Звёздную гавань. В саду вокруг дома было тихо, до утра смолкли птицы, и листва шелестела еле слышно, точно в полудрёме. А вот с Коспатрика окончательно сошёл всякий сон. Предчувствие было, и было оно недоброе. Что-то плохое произошло. Он с неудовольствием почувствовал, что у него дрожит правая рука, и опёрся ею о подоконник. Нелепость какая-то лезет в голову. Что плохое может случиться здесь, в Звёздной гавани, куда закрыт путь всякому злу? Значит, не здесь – подсказал разум. Не в Звёздной гавани. Где-то на Земле стряслась беда, с кем-то, кто был Коспатрику очень дорог. От этого чувства заныло сердце. Коспатрик положил руку на грудь и покачал головой, мысленно возражая сам себе. Он покинул Землю в девятнадцатом веке, а сейчас там шёл двадцать первый. Все люди и корабли, которых он знал и любил, тоже давно ушли в Звёздную гавань, и ни смерть, ни другое зло больше не могли их коснуться. Но сердце в ответ только застучало сильнее и тревожнее. И тогда Коспатрик отвернулся от окна, пересёк комнату и вышел из дома. Идя по улице, залитой лунным светом, он сам походил на лунный луч. Несмотря на высокий рост и крепкое сложение, он, как и все парусники, казался очень изящным и двигался хоть и не спеша, но легко, точно его нёс ветер. Впечатление воздушности от его фигуры усиливали белый мундир и плащ. Коспатрик не носил одежды другого цвета, кроме белого. Он и сам был весь белый – очень светлая кожа и волосы, ложащиеся на плечи, будто снег. Только глаза у него были чёрные. Его цель была неясна ему самому, и Коспатрик не думал о ней, просто шёл. Навстречу ему часто попадались прохожие, ведь в Звёздной гавани жизнь не замирала даже ночью. Знакомые корабли приветствовали Коспатрика, тепло улыбались ему, те, кто знал, что завтра он уходит в плавание, желали ему попутного ветра. Парусник отвечал коротко и продолжал свой путь. Подходя к одной из площадей, он услышал звуки музыки, весёлый смех и множество радостных голосов. Там был какой-то праздник и, похоже, собралось немало народу. Коспатрик решил обогнуть площадь – он не хотел задержаться, пробираясь сквозь толпу. Да и вообще он не любил шумных праздников. Знал, что это отголосок давнего прошлого, но поделать ничего не мог. В последний раз на праздник он ходил... когда же это было?.. да уж лет двадцать тому назад. И то оказался там только из-за Аквитании. Уж очень она его звала. Коспатрик сначала отказывался. – Нет, не пойду. Ты знаешь, я не очень люблю веселиться. – Но хоть иногда ведь можно! – делая умоляющие глаза, воскликнула Аквитания. – Да зачем я тебе там? Разве никто из семьи с тобой не пойдёт? – Они все в плавании, – пожаловалась Аквитания. – Представь, все разом. – Позови кого-нибудь из друзей. – Вот я и зову тебя. Патрик, ну пожалуйста... пойдём. Если тебе не понравится, уйдёшь, да и всё. В конце концов он поддался на уговоры. Трудно было отказать Аквитании, когда она о чём-то просила. Коспатрику нравилась эта девушка. В корабельном облике она сама была пароходом, между прочим, очень большим и невероятно красивым. Но душой Аквитания всегда тянулась к парусникам. Она так по-детски искренне восхищалась ими, так радовалась, когда видела их идущими под парусами, так приветливо улыбалась при встрече. Коспатрика трогал этот наивный восторг. Они с Аквитанией были дружны давно, почти с тех самых пор, как она пришла в Звёздную гавань. Было это больше полувека назад. На том празднике, в общем-то, оказалось неплохо, хотя Коспатрик мало принимал участия в происходящем, больше стоял в стороне и смотрел. И было на что! Широкая площадка, спускающаяся к морю, была полна народу. Были там и люди, и корабли в человеческих обликах. И всем было весело. Играл оркестр, и почти все танцевали – люди на берегу, а многие корабли и прямо на воде. И как же это было красиво – легко кружащиеся пары, яркие наряды, мелькающие перед глазами, точно стёклышки калейдоскопа, счастливые лица, все юные и прекрасные. Особенно одна девушка обращала на себя внимание. Медно-рыжая, взлохмаченная, в коротком белом платье, она кружилась в танце быстрее всех. Её босые ноги так и порхали по мостовой, а девушка заливисто смеялась. Коспатрик знал, что её зовут Катти Сарк. Как и он сам, она была парусником. Он часто видел её в Звёздной гавани. Они встречались и на Земле, но всего несколько раз. Ведь Катти построили только в 1869 году, а в 1874 он, Коспатрик, уже... Катти была последним чайным клипером, оставшимся на Земле. Было удивительно, что люди сохранили её. Но ещё удивительнее было то, что Катти, стоя в сухом доке в Гринвиче, в то же время жила и в Звёздной гавани. Хотя Коспатрик и не мог бы вспомнить, как и когда она здесь появилась. ...Всё так же звонко хохоча, она подбежала к морю и прыгнула на волну. Та легко подхватила девушку, и Катти закружилась на воде, взбивая ногами брызги выше головы. Коспатрик смотрел на неё, пока она не скрылась среди танцующих, и ему было радостно. Вдруг он сам почувствовал на себе чей-то взгляд. – Патрик! – таинственным шёпотом произнесла Аквитания, незаметно подкравшаяся к нему. – Пригласи Катти на следующий танец! Он удивлённо взглянул на неё. – Зачем это? – Ты улыбаешься, – сказала Аквитания ещё более загадочно. – Что? – Ты смотришь на неё и улыбаешься. Я давно живу в Звёздной гавани и хорошо тебя знаю... но я никогда раньше не видела, чтобы ты улыбался. Коспатрик только пожал плечами. А вскоре ушёл с берега и больше на праздниках не появлялся. С Катти он не раз встречался на улицах, но это были короткие, ничем не примечательные встречи. Она широко улыбалась, приветствуя его, сверкала глазами – невероятно зелёными, ведьминскими, как говорили в городе. Это, конечно, была только шутка. Никаких ведьм за Последним Морем не водилось, вообще никакого злого колдовства, лишь тихое доброе волшебство. Просто имя своё Катти Сарк получила в честь ведьмы в короткой рубашке. А в глазах её были не чары, а только безмерно много жизни, прекрасной и яростной... Коспатрик повернул за угол и вышел на берег. Отсюда были видны далёкие огни Лунной пристани и портовый маяк, стоящий на высокой скале. Маяк светил. Широкие золотые лучи то ложились на площадку перед скалой, то, мелькнув, устремлялись в сторону моря, чтобы корабли, идущие в Звёздную гавань, не сбились с пути. Жители города очень любили портовый маяк. Он не только вёл корабли, но и разговаривал с обитателями гавани, посылал им весточки с Маяка всех дорог. Сейчас маяк говорил с Коспатриком. Золотой свет звал его, но не в порт, как это бывало всегда, а наоборот. Лучи указывали за горизонт, туда, где ночное небо сливалось с водой. Но сколько корабль ни вглядывался в далёкие звёзды, он не видел среди них своей цели. – Коспатрик! – вдруг окликнул его кто-то. Обернувшись, Коспатрик увидел Перегрина, председателя корабельной компании Стеллар Лайн, которая обслуживала рейсы из Звёздной гавани к иным мирам. Перегрин, тоже парусник, был ему не только начальником, но и давним другом, и знал его хорошо, как никто. – Что ты здесь делаешь? – спросил он. В его голосе слышалось удивление, причину которого Коспатрик тут же понял. Ведь Перегрин знал, что завтра он отправляется в рейс, а не было ещё случая, чтобы в ночь накануне рейса Коспатрик ходил по городу. Нет, перед дальним плаванием он всегда спал, и ничто на свете не могло заставить его нарушить это правило. До сегодняшней ночи. – Пришёл взглянуть на маяк, – ответил Коспатрик и умолк. Он не знал, как объяснить причину, приведшую его к маяку, и нужно ли её объяснять. Перегрин поднял взгляд к вершине маячной башни, откуда лились золотые лучи. В их ровных вспышках он не видел ничего необычного. Но Перегрин знал, что Коспатрик видит. Что-то настолько важное, что привело его сюда в ночь перед выходом в море. – Что-то случилось? – напрямик спросил председатель Стеллар Лайн. Коспатрик сдержанно кивнул и ответил: – Мне нужно идти к Маяку всех дорог. – К Маяку? Но зачем? – Я сам не знаю, но чувствую, что меня кто-то там ждёт. Перегрин с тревогой взглянул на Коспатрика, но тот был спокоен, как всегда, только чёрные глаза, казалось, стали ещё темнее. Что-то непонятное он говорил, но в немногих его словах чувствовалась уверенность. И Перегрин поверил. Тем более, что он был давним обитателем Звёздной гавани, и знал, что невозможных вещей здесь очень мало. Знал он и то, что Коспатрик не из тех, у кого может вдруг просто так разыграться воображение. Если он слышал зов с Маяка, значит, так оно и было. – Я отменю твой рейс, – сказал он. Коспатрик сделал было протестующий жест, но тут же задумчиво кивнул. Ясно, что если он отправится сейчас к Маяку, то не успеет вернуться до утра. Плохо. Не было ещё такого, чтобы он не выходил в рейс в назначенный день. Но сейчас другое было важнее. – Иди спокойно, – сказал ему Перегрин. – Я твоим пассажирам всё объясню как-нибудь. Коспатрик коротко сжал его руку. – Спасибо, друг. Прости, что так вышло. – Всё в порядке. Когда зовёт Маяк, корабль должен идти к нему. Попутного ветра тебе! Коспатрик знал, что из Звёздной гавани не так-то просто пройти к Маяку всех дорог. Путь от Маяка сюда был лёгким, над заливом по звёздному мосту, но вёл это путь только в одну сторону. Обратной дороги Коспатрик не знал, да и не задумывался о том, чтобы вернуться к Маяку. Это возвращение казалось таким же невозможным и ненужным, как в прошлое, в земную жизнь... Расставшись с Перегрином, Коспатрик направился к маленькой белой часовне, которая стояла недалеко от портового маяка. Она была построена не на земле, а прямо над водой на сваях. К ней вели неширокие мостки. И мостков, и свай почти не было видно в темноте, зато часовня так и белела в лунных лучах, и оттого казалось, что она сама по себе держится над волнами, как лёгкое облако, спустившееся на море. Золотой купол неярко поблёскивал, отражая свет. Пройдя по мосткам, Коспатрик открыл резную деревянную дверь и вошёл внутрь. В часовне было пусто и светло. Сотни свечей озаряли каждый её уголок. Сюда приходили обитатели Звёздной гавани и каждый оставлял искорку от своей души – маленький живой огонёк, неспособный причинить ни боли, ни смерти. Коспатрик остановился у алтаря, и в его руках тоже затеплилась свеча. Он замер, мысленно обращаясь к тем, кто сильнее всех любил его и поддерживал на любом, даже самом трудном пути. Последнее Море, наполни ветром мои паруса… Звезда морей, моя надежда, укажи мне путь... Молился он недолго, но с верой и теплом. Потом, оставив свечу у алтаря, вышел из часовни и спрыгнул с мостков на волну. Налетевший с моря ветер растрепал его волосы, дёрнул за плащ, как бы призывая идти за собой. И тогда Коспатрик превратился в корабль – лёгкий, как лунный луч, с изящными обводами корпуса, с высокими мачтами. Он раскрыл огромные белые паруса, все разом. Ветер тут же наполнил их, и корабль вышел в море, мерцающее живыми звёздными огоньками.
Тинто и Соль шли по звёздному мосту под тёмно-синим, почти чёрным небом, усыпанным бесчисленными звёздными огоньками. Они то и дело останавливались, восхищённо оглядываясь. Некоторые звёзды и созвездия легко узнавались, но многие выглядели незнакомыми. Далёкие туманности играли феерией самых непредставимых красок и форм.
То ли они так быстро шли, то ли звёздный мост сам нёс их, но вот впереди показался остров, будто плывущий в звёздном океане. Остров быстро приближался, и вскоре уже можно было разглядеть башни и шпили города, ярусами сбегавшего к воде. Над одной частью города сиял день, а над другой стояла ночь.
-- Это Звёздная гавань! -- воскликнул Тинто и нетерпеливо потянул Соль за собой: -- Пойдём!
Теперь они не шли, а бежали. И звёздный мост ещё больше ускорил их полёт, одновременно снижаясь над городом. Тинто и Соль промчались над черепичными крышами, над листвою деревьев, умытой недавним дождём, и выбежали на зелёный газон под тенью раскидистого каштана. Звёздный мост рассыпался золотыми отблесками у их ног и исчез.
Остановившись, Тинто и Соль огляделись. Они оказались в саду с каштановыми деревьями и яркими клумбами. Песчаная дорожка вела между зелёных газонов к круглой каменной чаше фонтана, бившего вверх множеством тонких звенящих струй. За фонтаном располагались столики открытого кафе, а дальше тянулась высокая каменная аркада с двойным рядом арок. В арках голубело небо.
читать дальшеТинто и Соль подошли к фонтану. С другой стороны огромной каменной чаши остановилась девчушка в коротком платье. Солнечные лучи ласково тронули её пушистые льняные волосы. Перегибаясь через край, она протянула руки к фонтану, набрала в ладони воды и выпила. Тинто вдруг захотелось сделать то же самое. Он подставил ладони под падающие вниз водяные струи, поднёс к губам и сделал несколько глотков. И почувствовал, как у него начали прибавляться силы. А ещё вода была необыкновенно... как это называют люди? Вкусная!
-- Соль, попробуй! -- посоветовал он. -- Это как заправка, только в сто раз лучше!
-- Ага! -- Девушка последовала его примеру. Всласть напившись воды из фонтана, она подскочила и вскинула руки: -- Вау! Я сейчас точно смогу облететь вокруг земного шара!
-- Давай лучше просто походим и посмотрим, -- предложил Тинто. -- Вот эти арки... Куда они ведут?
Они прошли мимо столика, где негромко беседовали мужчина в тёмно-синей морской форме, с зачёсанными назад светлыми волосами, и элегантная дама в длинном голубом платье и шляпке со страусиным пером. Вблизи аркада показалась ещё более огромной. Между двумя рядами высоких арок тянулся широкий променад. Здесь прогуливались нарядные горожане, бегали играющие дети. За арками виднелась узорная решётка балкона, словно выходившего в небо.
-- Пойдём туда! -- Соль потянула Тинто за руку. Они вышли на балкон и остановились, поражённые видом, открывшимся перед ними.
Внизу переливался оттенками лазури залив, глубоко врезавшийся в скалистый берег. По заливу ходили корабли -- пассажирские, грузовые, военные. В основном пароходы и теплоходы, но Тинто заметил и несколько парусных судов. Вдоль изрезанной кромки берега тянулись бесконечные ряды пирсов.
-- Ух ты! -- восхищённо проговорил корабль. -- Это же порт! Не меньше, чем в Роттердаме, а может даже, больше... Пойдём посмотрим!
В конце аркады обнаружилась лестница с широкими перилами, спускавшаяся вниз. На поворотах перила украшали огромные каменные вазы со свешивающимися гроздьями белых и фиолетовых цветов. Обогнув остатки крепостных сооружений, лестница вывела в просторный сад с молодыми сакуровыми деревьями. Сакуры стояли в цвету, и казалось, что на землю опустилось бело-розовое облако. Впереди, за цветущими ветвями, маняще поблёскивала голубая поверхность воды. Тинто и Соль поспешили туда.
Сад отделялся от собственно портовой части невысоким парапетом, на который Тинто и Соль присели, чтобы посмотреть на местную жизнь.
В порту было оживлённо, но не суетно. Вот прибыл корабль, напоминавший океанские лайнеры тридцатых годов, но только более лёгкий и красивый. По трапу начали спускаться пассажиры, их радостно приветствовали встречающие. Тинто заметил, что здесь встречали не только пассажиров, но и сам пароход -- несколько человек, стоявших у края набережной, обменивалась репликами именно с кораблём.
Когда все пассажиры сошли на берег, началась разгрузка. Тинто и Соль так и застыли от удивления, глядя на этот процесс. Никаких кранов здесь не было и в помине. Просто человек давал кораблю команду, махая рукой, и на набережной появлялись предметы, видимо, перемещаемые из грузового трюма мысленным усилием. Впрочем, и груза было немного: тщательно упакованные стопки с книгами, кофе, чай, садовые растения.
Но самое интересное произошло, когда разгрузка закончилась. Корабль вдруг словно бы начал растворяться в своём сиянии и исчез. Вместо него на воде стоял молодой человек, длинный и немного нескладный, со светлыми волосами до плеч и редкими усами. Ветер развевал его волосы и парусом надувал светло-голубую рубашку со шнуровкой на вороте. Он легко пробежал по волнам и поднялся на пирс, где его уже встречали друзья -- та самая компания, переговаривавшаяся с ним, когда он был кораблём. К нему подходили и пассажиры, тепло благодарили, пожимая руку. Тинто невольно позавидовал этому незнакомому кораблю.
Компания покинула пирс, направившись к фургончику на колёсах, стоявшему возле парапета недалеко от места, где сидели Тинто и Соль. Там были кофеварка и столик с чистыми чашками. Высокий молодой человек с длинными тёмными волосами и аристократическими чертами лица взял на себя роль бармена. В воздухе разлился аромат свежего кофе, хорошо знакомый Тинто по собственному ресторану, и вскоре вся компания с кофейными чашками расположилась под цветущей сакурой.
Мимо на велосипеде с рулём, украшенным жёлтыми и синими цветами, проехала женщина в длинном белом платье, показавшаяся Тинто странно знакомой. Это красивое лицо, светлые волосы, убранные в простую и строгую причёску... Где же он её видел?..
Остановившись у кофейного фургона, она прислонила велосипед к парапету.
-- Доброго плавания, Леди Роттердам! -- поздоровались с ней приятели недавно прибывшего парохода.
-- Доброго плавания, друзья, -- ответила она глубоким и звучным голосом. Тинто так и подскочил на месте:
-- Леди Роттердам, это ты!..
Она обернулась и посмотрела на него с улыбкой:
-- Я же говорила, что мы встретимся в Звёздной гавани. Рада видеть вас здесь, Тинто и самолётик, прости, не знаю, как тебя зовут.
-- Солейль, -- представилась девушка. -- Можно просто Соль.
-- Хорошее имя -- Соль, -- улыбнулась Леди Роттердам. -- Оно означает и солнце, и музыкальную ноту. Я угощу вас кофе. Здесь он вкуснее даже чем у меня на борту.
-- Ещё бы! -- подтвердил темноволосый молодой человек. -- На борту кофе готовит стюард, а здесь Леди Роттердам заваривает кофе своими руками.
-- Ты перехваливаешь меня, Маджестик, -- отозвалась Леди Роттердам с лёгкой улыбкой. С тремя чашками на подносе, она подошла и села рядом, поставив поднос на парапет: -- Угощайтесь, Тинто и Соль.
-- Спасибо. Вот узнаю наконец, что люди пьют у меня на борту. -- Тинто взял чашку и хотел осушить единым духом, но кофе оказался горячим, и он смог сделать только пару глотков.
-- Не торопись, -- посоветовала Леди Роттердам. -- Этот напиток не любит спешки. Да и нам некуда спешить. -- Она сделала глоток из своей чашечки: -- Расскажите, как добрались, кто вас встретил.
-- Добрались легко, -- ответил Тинто, отмечая про себя, что кофе действительно невероятно вкусный, если пить маленькими глотками. -- Прошли Границу, прибыли к Маяку всех дорог. Там нас встретили крылатые сёстры, Эарвина и Мериэл. Потом мы поднялись наверх, и Маяк открыл нам дорогу сюда.
-- А здесь кто вас встречал? -- спросила Леди Роттердам.
-- Никто, -- пожал плечами Тинто. -- А должны были?
-- Обычно новичков встречают, здесь так принято. Чаще всего кто-нибудь из знакомых. Показывают город и помогают устроиться.
-- Мы, наверное, пришли неожиданно, и про нас никто не знает, -- предположила Соль. Леди Роттердам покачала головой:
-- Нет. Портовый маяк всегда рассказывает о приходящих, ведь он умеет говорить с Маяком всех дорог. Ну а если случилась накладка и вас позабыли встретить, то я советовала бы пойти в Гильдию кораблей-маяков. Или сначала заехать на верфь. Чтобы ходить по здешним морям, нужна некоторая перестройка.
-- Мы так и сделаем, -- решили Тинто и Соль. Тинто, помолчав, спросил:
-- Леди Роттердам, а как это -- жить в Звёздной гавани и на земле одновременно?
Женщина сделала глоток кофе из чашечки:
-- Так, как ты живёшь теперь. Ты здесь и в то же время на земле стоишь на своём обычном месте у набережной.
-- А нельзя ли уйти в Звёздную гавань совсем? -- допытывался корабль. Леди Роттердам внимательно посмотрела на него:
-- Зачем?
-- Ну а какой смысл в том, что я стою у набережной и работаю рестораном?
-- Смысл есть, Тинто, -- серьёзно проговорила Леди Роттердам. -- Я тоже ведь не только корабль-музей, но и ресторан, и конференц-зал, и развлекательный центр... Даже занимаясь некорабельными делами, мы продолжаем служить людям. И мы напоминаем им о важных вещах. Тебе кажется, что посетители приходят в твой ресторан поесть и развлечься, но это не так. Они приходят потому, что ты -- маяк. Может быть, в данный момент они это не осознают. Но в нужное время они вспомнят о тебе, и твой свет из прошлого поможет им найти дорогу или принять верное решение. Так что даже стоя на вечном приколе возле набережной и работая как ресторан, ты продолжаешь светить.
-- Вот как... -- задумчиво отозвался Тинто. -- То есть я сам того не зная, светил... А я-то расстраивался! Думал, мой маяк никому не нужен.
-- Твой маяк нужен, Тинто, -- сказала леди Роттердам. -- И людям на земле. И кораблям в Звёздной гавани он тоже будет в помощь.
Допив кофе, она поставила пустую чашку на поднос, где уже стояли чашки Тинто и Соль. Отнесла поднос на место и вернулась, ведя за руль велосипед.
-- Если не знаете, как добраться до Гильдии или верфи, поднимитесь наверх, там ходит трамвай. Он отвезёт вас. -- Леди Роттердам поставила ногу на педаль, собираясь уезжать: -- Доброго плавания вам, Маячок и самолётик! Мы ещё увидимся. И вот что. На земле вам будет казаться, что всё происходящее сейчас -- не более, чем сон. Но не верьте этому чувству. Звёздная гавань существует, и всё, что происходит здесь, происходит на самом деле.
Она села на велосипед и поехала по набережной вдоль цветущих сакур. Посмотрев ей вслед, Тинто задумчиво проговорил:
-- Вот она какая, Леди Роттердам... Она словно бы осталась нашим флагманом.
Внутри маячной башни было просторно и светло. Трепетали свечи в серебряных канделябрах на стенах, но свет давали не только они. Казалось, светились белые стены Маяка и широкая лестница, уходившая спиралью вверх. Свет здесь как будто разливался в воздухе. В узких окошках, иногда попадавшихся по пути, голубело небо.
Тинто и Соль поднимались по пологим ступеням и разговаривали. Они говорили обо всём: о прошлой службе, о разных интересных эпизодах из жизни, о море и небе. Почему-то здесь вспоминалось удивительно легко и хорошо.
Тинто рассказывал о своей службе в Англии, где он был построен и работал до того, как его списали и продали в Голландию. Об Ирландском море с его осенне-зимними штормами. А Соль -- о небе над Францией и Бельгией, о маленьких деревушках, полях и виноградниках, выглядящих с высоты как лоскутное одеяло. О том, как пару раз чуть не разбилась, летая в непогоду. Они вспоминали своих капитанов и пилотов, да и просто людей, с которыми их сводила судьба.
-- Знаешь, Соль, -- проговорил Тинто, -- у меня был друг, корабль-маяк, как и я. И у него тоже не было имени, только номер. А я всегда завидовал кораблям, у которых были имя и собственный девиз. И однажды он сказал мне: "Имя -- не главное. Главное для нас, кораблей-маяков -- светить. Помогать другим находить дорогу". Я запомнил его слова и старался никому не завидовать с тех пор. Потом наши с ним пути разошлись. Я не знаю, где он теперь.
читать дальше-- Может, он в Звёздной гавани? -- предположила Соль.
-- Может быть, -- отозвался Тинто. -- Я очень хотел бы его увидеть. И поблагодарить за слова, которые он мне тогда сказал.
Лестница закончилась, и они оказались в просторном помещении, сплошь завешанном колоколами. Колоколов здесь были сотни, а может, тысячи. Самых разных -- маленьких и больших, старых и новых, подвешенных высоко и так, что можно было дотронуться рукой.
-- И они как будто бы спят, -- Тинто осторожно потрогал ближайший колокол.
-- А давай разбудим один из них! -- предложила девушка. Корабль усомнился:
-- Может, не надо их тревожить?
-- Ну... Для них ведь главное -- звонить, как для тебя светить. Не думаю, что они будут против.
Соль решительно качнула небольшой колокол. Он отозвался чистым звоном, и тут же пришли в движение другие колокола. Их мелодичные голоса, казалось, заполнили всё пространство, но при этом не звучали оглушающе. Юноша и девушка стояли как зачарованные, слушая колокольную музыку. Тинто казалось, он в жизни не слышал ничего прекраснее.
Колокола умолкли один за другим, и стало необычно тихо.
-- Как красиво... -- прошептала Соль, словно не решаясь нарушить эту хрустальную тишину, в которой всё ещё слышались отзвуки мелодии. Тинто задумчиво проговорил:
-- Через несколько кварталов от моей набережной стоит собор. Я ни разу не видел его, но говорят, он большой, с высокой башней. На башне звонят колокола, и ветер разносит их звон над городом... Каждый раз, слыша их, я ощущал словно бы зов. Наверное, они звали меня сюда, к Маяку всех дорог... -- Он вспомнил: -- Нам же нужно дальше! Где-то здесь должен быть трап...
-- Вон там! -- Соль указала на тонкие перила, поднимавшиеся вверх за гладкими боками колоколов.
Тинто и Соль направились к трапу. Иногда приходилось протискиваться между близко висящими колоколами, а то и проползать под ними. Но это было даже интересно. Как будто пробираешься через колокольный лес. Наконец они достигли трапа, уходящего вертикально вверх к люку в потолке. Тинто первым вскарабкался по ступеням и подал руку Соль, помогая ей подняться в фонарное помещение.
-- Здесь просторно, -- заметил он, оглядывая круглую комнату со стеклянными стенами. -- Совсем не так, как у меня в башне.
Соль посмотрела за стекло, где мерцало россыпями звёзд ночное небо:
-- Уже ночь... Неужели мы так долго шли? Или... -- Она подбежала к стеклу: -- Это не небо, Тинто! Это... -- девушка заметила проплывающий вдалеке корабль со стройными мачтами, одетыми белыми парусами: -- Это Звёздный океан!
-- Звёздный океан... Ну да, Маяк всех дорог должен светить и в Звёздном океане, -- рассеянно отозвался Тинто, всецело занятый рассматриванием маячного огня. -- Какой странный фонарь... Ни отражательных зеркал, ни линз. Как же он работает?
Соль подошла и остановилась рядом с Тинто возле большой прозрачной сферы, в глубине которой чуть светился золотистый огонёк:
-- Он как будто живой...
-- Ага... -- Тинто не мог отвести от него взгляд. Соль потянула его за локоть:
-- Смотри, вот часы, про которые говорили Эарвина и Мериэл! Здесь даже их изображения!
И точно: массивные деревянные часы на белой подставке с витыми ножками украшали резные фигуры двух крылатых девушек. Ажурные стрелки, короткая и длинная, тусклым золотом поблёскивали на белом циферблате. Вместо цифр по окружности циферблата шли какие-то символы.
-- Перевести стрелки... -- задумчиво проговорил корабль, глядя на часы с крылатыми девами. -- Наверное, одну ты, другую я. Интересно, кто какую?
-- Эта, наверное, твоя. -- Соль коснулась пальцем длинной стрелки, указывавшей сейчас на символ с корабликом. -- А моя -- та, которая указывает на самолёт.
-- Ну тогда... -- Тинто дотронулся до длинной стрелки. "Что для тебя важнее всего? -- как будто спросил в глубине души голос, никогда не слышанный ранее, но странно знакомый. -- Для чего ты живёшь?.." "Я живу, чтобы светить, -- ответил корабль. -- Помогать другим находить дорогу..." Он перевёл стрелку на изображение маяка.
Символы вспыхнули золотистым и поменялись, остались только корабль, маяк и самолёт. Соль дотронулась указательным пальцем до своей стрелки, на мгновение задумалась... и решительно перевела её туда, где недавно была стрелка Тинто.
Значки на циферблате снова вспыхнули и погасли. И тут же золотистый свет залил фонарное помещение. Это ожил огонёк внутри прозрачной сферы! Теперь он ярко горел, заполнив всю сферу. Будто небольшое солнце. Луч его уходил за распахнутое окно, превращаясь в тонкий, но прочный золотистый мост, уходящий куда-то к звёздам.
-- Вот это да! -- выдохнула Соль. -- Звёздный мост!.. -- Она потянула Тинто за руку: -- Пойдём же скорее туда!
-- Подожди... -- Тинто не мог оторвать взгляд от горевшего внутри сферы огня. Это солнце, вспыхнувшее внутри маячной башни, притягивало его. Будто бы Маяк хотел сказать ему что-то ещё. Тинто вернулся к сфере, коснулся ладонью прозрачной поверхности... И сфера исчезла! Осталось лишь это удивительное золотистое солнце и его луч -- звёздный мост.
Повинуясь непонятному чувству, Тинто протянул руки к огню и коснулся его обеими ладонями. Огонь не обжигал, прикосновение его было тёплым и ласковым. И Тинто ощущал бесконечную благодарность к нему -- за то, что Маяк помог ему и Соль найти дорогу в Звёздную гавань, и за то, что он, Тинто, тоже создан маяком...
Он отнял руки от огненного солнца, и в его ладонях тоже засветилось солнышко, только совсем маленькое.
-- Тинто-о... -- восхищённо прошептала Соль рядом. "Это и есть дар, о котором говорили Эарвина и Мериэл?" -- понял корабль. Глядя широко раскрытыми глазами на солнышко в ладонях, он поднёс руки к груди. И огонёк исчез, словно слившись с ним самим. По всему телу разлилось удивительное тепло. Под своими ладонями Тинто почувствовал лёгкие толчки.
-- Странно как... -- проговорил он и взяв руку Соль, положил её ладонь к себе на грудь: -- Вот, послушай.
-- Это же сердце! -- улыбнулась девушка. -- Ты начал его ощущать! А в твоём маяке теперь частица света Маяка всех дорог.
-- Знаешь, когда я переводил стрелки... Маяк спросил, что для меня главное, для чего я живу. И я ответил, что живу, чтобы светить. Тебя он тоже спрашивал?
-- Да, -- отозвалась Соль.
-- А что ты ответила? -- поинтересовался корабль.
-- Я потом тебе скажу, Тинто... -- Девушка выглядела непривычно серьёзной: -- А сейчас поблагодарим Маяк и пойдём.
Тинто стоял на золотистом песчаном берегу, обнимая девушку с коротко стрижеными пепельными волосами, спрятавшую лицо у него на груди. Она тоже обнимала его крепко-крепко. У ног их тихонько плескали волны. А в отдалении на скалах возвышался белый маяк, его огонь горел ярко даже на фоне этого ослепительно-голубого неба.
Только сейчас Тинто понял всю необычность ситуации. Он стал человеком! Соль теперь была ему по плечо. Он ощущал тепло её тела и частые, беспокойные удары её сердца. Наверное, её страх перед туманом всё ещё не прошёл... Он осторожно погладил волосы девушки:
-- Соль, мы приплыли.
Она подняла на него глаза, и страх на её лице сменился удивлением:
-- Тинто!.. Это ты? -- Она огляделась вокруг и ликующе воскликнула: -- Точно, мы приплыли! Мы в Звёздной гавани! Какой же ты молодец! -- Она снова обняла его, повиснув у него на шее. Тинто не устоял на ногах, и они вместе упали на песок.
-- Мы приплыли! -- счастливо смеясь, повторяла Соль, и смотрела ему в лицо. Потом отпустила его и перевернулась на спину, глядя в голубое небо с редкими белыми росчерками облаков: -- Какое необыкновенное небо... Вот бы здесь полетать!
Тинто сел на песке. Глядя на Соль, такую сияющую, такую счастливую, он вдруг подумал: она красивая. И неожиданно для себя задался вопросом: а как выглядит он сам? В корабельном облике он никогда об этом не задумывался. А тут вдруг его начала беспокоить эта мысль. В какого человека он превратился? А если в брюзгу и зануду, каким он был там, у набережной в Роттердаме?..
читать дальшеОн оглядел себя. На нём были белая рубашка с короткими рукавами и матросским воротником, и тёмно-синие брюки. Однако его интересовала не одежда. Он потрогал руками лицо, но никаких определённых выводов не сделал. Тогда он подсел к кромке воды и посмотрелся. Но волна, легонько покачиваясь у берегов, словно дразнила его, не давая рассмотреть отражение. Он только понял, что волосы у него тёмные, перехваченные красной лентой, и чёлка непослушными прядями падает на лоб.
-- Ты прекрасно выглядишь, Тинто! -- весело проговорила Соль, незаметно подсев рядом и подставив босые ноги набегающим на берег волнам. -- И ты очень на себя похож!
-- Похож на себя? -- с опаской переспросил Тинто. -- То есть я старый зануда?
-- Да нет же! -- рассмеялась Соль. -- Ты очень симпатичный молодой человек! И у тебя хорошая улыбка!
Тинто вдруг почувствовал, как лицо вспыхнуло, словно его коснулся жар близкого огня. Он удивлённо потрогал лоб и щёки. Соль засмеялась ещё звонче и забила ногами, рассыпая водяные брызги:
-- А сейчас ты ну в точности такого цвета, как в корабельном облике!
Тинто поспешно зачерпнул в ладони воды и опрокинул себе на лицо, чтобы погасить разгорающийся на коже пожар. Он был смущён и немного сердит на Соль, и в то же время ему нравилось, что она сидит рядом и так звонко смеётся, пусть даже и над ним. Он снова зачерпнул воды и плеснул на неё. Девушка захохотала, вскочила на ноги, забежала в море и наградила его уже основательной порцией воды. Тинто тоже не остался в долгу. Так они, стоя по колено в прозрачно-голубых, ласковых волнах, смеялись и плескали друг на друга, пока оба не вымокли до нитки.
Наконец, отсмеявшись, они одновременно смолкли. Соль окинула взглядом чуть колышущуюся аквамариновую гладь:
-- Это ведь Последнее море, да, Тинто?
-- Ну... да, -- вдруг дошло до корабля. -- А мы тут плещемся... Нам надо туда, -- он решительно показал на маяк, уже погасивший огонь, но всё равно хорошо различимый на фоне синего неба. Соль приложила ладонь к глазам:
-- Далеко... Слушай, -- предложила она, -- давай не пойдём, а полетим.
-- Как? -- удивился Тинто. -- Я же не умею летать.
-- Зато я умею, ты забыл?
Соль выскочила на берег и превратилась в самолёт. Лёгкий одноместный биплан с открытой кабиной.
-- Прошу вас на борт, сударь, -- пригласила она.
Это было непривычно -- сидеть в кабине самолёта и смотреть на землю с высоты. Всё-таки даже когда Тинто плыл среди облаков, он ощущал под собой воду, прочно держащую его в своих мягких, но сильных ладонях. А тут под крыльями Соль -- совсем ничего. Пустота. Но он знал, что Соль чувствует себя в небе так же свободно, как он в море, и он ей доверял.
Иногда восходящие потоки воздуха легонько подбрасывали самолёт, а иногда, наоборот, Соль падала в воздушную яму. Но это Тинто даже нравилось. Как будто поднимаешься и опускаешься на невидимых волнах.
Увидев, что Тинто освоился, Соль начала немного хулиганить, то спускаясь совсем близко к воде, едва не чиркая шасси по прозрачно-голубым волнам, то резко забирая вверх. Тинто тогда слегка вжимало в сиденье. Поднявшись выше, Соль закладывала какой-нибудь лихой вираж, и горизонт вдруг ложился набок. Она радовалась солнцу и морю, а главное -- чистому, открытому небу, а Тинто был рад оттого, что ей хорошо. А белый маяк на скале постепенно вырастал перед ними.
-- Иду на снижение, -- предупредила Соль, начав сбавлять высоту, и вскоре аккуратно села на площадке вокруг Маяка, огороженной мраморной балюстрадой. Тинто выбрался из кабины, и Соль снова превратилась из самолёта в человека.
Здесь их уже ждали. Две крылатые девушки, светловолосые и ясноглазые, в одинаковых лёгких туниках, лицами очень похожие друг на друга. Одна чуть повыше, другая -- пониже. Видимо, старшая и младшая сёстры.
-- Доброго плавания, Тинто, и чистого неба, Солейль! -- поздоровались они. Тинто удивился:
-- Откуда вы нас знаете?
-- Мы знаем каждого, кто приходит к Маяку всех дорог, -- ответила старшая из сестёр. -- Звезда морей поручила нам встречать тех, кто приходит сюда, и помогать им найти путь в Звёздную гавань. Меня зовут Эарвина.
-- А меня Мериэл, -- представилась младшая. Соль вдруг спросила:
-- А самолёту можно в Звёздную гавань?
-- Что за вопрос! -- рассмеялись крылатые сёстры. -- Конечно! Но почему ты спрашиваешь?
-- Я слышала о Звёздной гавани от кораблей и пробовала добраться сама. И не могла. Попадала в туман и возвращалась.
-- Это Граница, -- пояснила Эарвина. -- Каждый пересекает её в свой срок и час.
-- И ты смогла пересечь её только после того, как встретила Тинто, -- добавила Мериэл.
-- А я бы без Соль и вовсе не сдвинулся с места, -- проговорил корабль. Мериэл рассмеялась:
-- Ну вот видите? Вы могли придти сюда только вместе.
Тинто и Соль посмотрели друг на друга. Кораблю показалось, что девушка хочет что-то ему сказать, но Соль повернулась к крылатым сёстрам и спросила:
-- А правда, что в Звёздной гавани для корабля-маяка есть работа?
-- Правда, -- ответила Мериэл. -- И для самолёта найдётся дело тоже.
Соль просияла.
-- А куда нам теперь идти? -- спросила она.
-- Вам нужно подняться по лестнице Маяка, -- пояснила Эарвина. -- Насколько долгим будет подъём, зависит от вас самих. Но мне кажется, вы доберётесь быстро. Пройдёте колокольный ярус и поднимитесь по трапу в фонарное помещение. Там стоят часы. Вам нужно перевести на них стрелки, чтобы Маяк открыл дорогу в Звёздную гавань. Маяк всегда спрашивает приходящих к нему.
-- А тебе, Тинто, Маяк преподнесёт особый дар, -- добавила Мериэл. -- Потому что ты не просто корабль, а плавучий маяк.
"Дар? -- удивился Тинто. -- За какие заслуги?.." Он учтиво поклонился:
-- Спасибо вам, Эарвина и Мериэл. Соль, пойдём?
-- Подожди, -- остановила его Соль и спросила сестёр: -- Кто такая Звезда морей? Я слышала, Она хранит Звёздную гавань от зла.
-- Она хранит от зла не только Звёздную гавань, но и души тех, кто живёт на земле, -- ответила Эарвина. -- Людей, кораблей, самолётов... Она бесконечно милосердна и добра. Она исцеляет душевную боль и возвращает надежду. В Звёздной гавани всё наполнено Её светом.
-- А как поблагодарить Звезду морей, когда мы придём в Звёздную гавань? -- спросил Тинто.
-- Там, в городе, есть церковь, -- ответила Эарвина. -- Она одна, но входов в неё много. Просто зайдите туда и мысленно обратитесь к Ней. Но лучшей благодарностью Ей будет ваша жизнь в Звёздной гавани.
-- Благодарим вас, Эарвина и Мериэл, помощницы Звезды морей, -- снова поклонился Тинто.
-- Доброго плавания, Маячок! -- пожелали крылатые девушки. -- И тебе чистого неба, самолётик!
Город превратился в россыпи огней где-то далеко внизу, а облака, подсвеченные луной, наоборот, приближались. Это было непривычно, но Тинто не испугался. Ведь что может случиться с кораблём в спокойных водах, даже если воды каким-то загадочным образом уходят в небо?.. А он уже шёл среди облаков, возвышавшихся вокруг подобно башням фантастических очертаний, огромным, но в то же время лёгким.
Вот Тинто проплыл сквозь облако, и ему это показалось забавным: всего лишь участок тумана, который неожиданно начался и так же неожиданно закончился. Они снова нырнули в облако и снова вынырнули, но уже не так скоро. А потом вошли в сплошной белесый туман. И тут вдруг Соль, стоявшая у него на носу и радостно смотревшая вперёд, как-то сникла.
-- Тинто, я... пойду посижу у тебя в рубке, -- сказала она. Соскочив со ступеньки на носу, девушка прошла по палубе в рубку и закрыла за собой дверь. Села в угол рядом с оранжевым спасательным кругом и обхватила руками колени.
читать дальше-- Соль, что случилось? -- обеспокоенно спросил корабль, видя, что девушке явно не по себе.
-- Ничего, -- ответила она, ещё больше сжимаясь в комочек.
-- Тебя что-то напугало? -- как можно мягче проговорил корабль. В глазах Соль блеснули слезинки.
-- Тинто, я ужасная трусиха, -- еле слышно прошептала она.
-- Неправда! -- горячо возразил корабль. -- Ты храбрая. И решительная. Ты научилась летать сама, без пилота. И помогла мне решиться на эту дорогу.
-- Тинто... -- тихонько проговорила Соль. -- Я ведь уже пробовала долететь до Звёздной гавани. Одна. И каждый раз попадала в этот туман. Однажды я там заблудилась и долго летала, думала, никогда не вернусь. Понимаешь, это не как пролететь сквозь облако. Там понятно, где земля, где небо. А тут не знаешь, где верх, где низ, и закончится ли этот туман когда-нибудь. Непонятно совершенно ничего. Даже есть ли ты на самом деле или тебя нет.
-- Соль, не бойся, теперь ты не одна, -- успокоил её Тинто. -- Я ходил по морю в туманную погоду. И знаю: пока я чувствую воду под килём, всё будет в порядке. Любой туман когда-нибудь кончается.
-- А... мы не врежемся во что-нибудь? -- всё ещё робея, спросила Соль.
-- Не врежемся, -- заверил Тинто. -- Я верю течению, которое нас несёт. И... знаешь, я попробую включить маяк! На всякий случай.
Мелькнула предательская мысль -- а вдруг не получится? Ведь маяк работал на электричестве, а Тинто, покинув свою стоянку, разорвал и электропровода. Но он очень хотел ободрить свою добрую и отважную спутницу, испугавшуюся какого-то глупого тумана только потому, что однажды ей там случилось заблудиться. И поэтому он решил во что бы то ни стало зажечь свой маяк. Он представил, что зажигает маяк, так, как делал много лет на службе. И, к его радостному изумлению, маяк загорелся!
-- Да! Теперь мы точно не потеряемся в этом тумане! -- Присмотревшись вперёд, он ликующе воскликнул: -- Соль! Я вижу другой маяк! Он даёт нам сигнал!
-- Другой маяк? -- удивилась девушка, кажется, уже переставая бояться.
-- Да! -- подтвердил Тинто. -- Он яркий, как звезда! Ты только посмотри!
Соль поднялась и несмело вышла из рубки. Нос корабля почти не различался в тумане. Но звезда, горящая прямо по курсу, виднелась отчётливо. Маяк Тинто тоже горел. Его луч, казалось, рассеивал клубы тумана впереди. Соль прошла на нос корабля и всё ещё робея, поднялась на ступеньку, откуда она раньше смотрела вперёд. Остановилась и крепко вцепилась обеими ладонями в борт Тинто, словно боясь, что он вдруг исчезнет.
-- Красивая... -- тихонько проговорила Соль, глядя на звезду.
-- Знаешь, я думаю, это и есть Маяк всех дорог, -- отозвался Тинто. -- И он выведет нас из тумана.
Корабль уверенно дал полный вперёд. Туман, словно сопротивляясь, начал сгущаться сильнее. Вскоре даже маяк Тинто стал почти не виден в белёсой мгле. Лишь звезда по-прежнему ярко горела впереди.
-- Соль, мы уже близко! -- проговорил Тинто, подбодряя свою спутницу. Туман сгустился до предела. Казалось, он заполнил даже рубку и трюм корабля. "Последний рывок, -- думал Тинто, идя полным ходом. -- Не бойся, Соль! Мы уже пришли, я чувствую это!.."
Туман рассеялся так же неожиданно, как и сгустился. Впереди открылся золотистый песчаный берег, омываемый прозрачно-аквамариновыми волнами.
Весь остаток дня и вечер корабль был в прекрасном настроении. Поздно ночью посетители ресторана разошлись. Вскоре ушли официанты, а затем и хозяин, закрыв на ключ его рубку и ворота, ведущие к мосткам. У него на борту стало безлюдно и тихо. И набережная, освещённая уличными фонарями, тоже была тихой и пустой. Только ветерок шелестел листвой каштанов и плескали волны, легонько ударяя Тинто в борт.
Тинто с нетерпением ждал, когда прилетит Солейль. Однако девушка не появлялась. Он начал волноваться. А вдруг она заблудилась, не нашла дорогу в темноте? Но он продолжал ждать. По набережной прошла компания подвыпивших молодых людей, горланящих на всю улицу. Дойдя до моста, они повернули за угол здания, и вскоре их голоса затихли в отдалении. Потом проехал припозднившийся велосипедист. Но Соль по-прежнему не было.
Волнение сменилось настоящей тревогой. А вдруг с Соль что-то случилось? Хотя что может случиться с самолётом, который летает где хочет? А может... Может, она забыла про него? Мало ли на свете других кораблей, куда более привлекательных, нежели старый плавучий маяк со снятыми двигателями и скверным характером? Точно, она забыла, огорчённо думал Тинто. Нужен он ей, как... как самолёту корабельный винт.
И тут в тишине он услышал негромкое стрекотание. А потом увидел в небе приближающиеся огни. Это был самолёт! Маленький биплан с винтовым двигателем, работавшим необычно тихо. Самолёт полого пикировал прямо к Тинто на палубу. Корабль с беспокойством подумал, что палуба у него заставлена и самолёту будет негде сесть, но тут самолёт исчез, и вместо него на один из столиков спрыгнула Соль, опрокинув цветочный горшок. Теперь она была не в майке и шортах, а в коротких брюках и рубашке с нагрудными карманами, подпоясанной широким ремнём. Только на шее её повязан тот же платок, и ноги по-прежнему босые.
читать дальше-- Ой, -- вскрикнула Соль, -- кажется, я у тебя что-то уронила...
-- Ты пришла! -- обрадовался Тинто. -- А я уж думал...
-- Что я заблудилась в темноте? -- улыбнулась девушка. Соскочив со столика на палубу, она подняла упавший горшок с геранью: -- Не разбился, это хорошо. А то было бы жалко...
Поставив цветочный горшок на место, Соль хозяйским взглядом окинула столики и сложенные зонты:
-- Слушай, что за бардак у тебя на палубе? Приземлиться некуда!
-- Но не я же его устроил, -- отозвался корабль.
-- А я тебя и не виню. Я просто предлагаю: давай его разгребём. -- Соль выкинула за борт попавший под руку стул: -- Это ведь тебе не нужно в плавании? А место занимает.
-- Ты что делаешь? -- испугался Тинто, когда в воду за бортом полетело ещё несколько стульев, а потом и столик. Он представил лицо хозяина на следующее утро. Но Соль беззаботно улыбнулась:
-- Так мы же уплываем!
-- Но ведь не насовсем? -- возразил корабль.
-- Но и я твою мебель выбрасываю не насовсем! -- Соль отправила за борт следующий столик.
-- Ничего не понимаю... -- пробормотал Тинто. Ему уже мерещились машины с мигалками и полицейские, приехавшие разбираться, кто вынес из ресторана всю мебель. Соль села на расчищенный участок палубы, оперевшись руками за спиной.
-- Тинто, ну как тебе объяснить? На земле у тебя всё останется по-прежнему. Все эти дурацкие столы и стулья. А в Звёздной гавани тебе это барахло не понадобится, вот я его и убираю.
-- Кажется, понял... Я тебе помогу! -- Тинто мысленным усилием выбросил два стола одновременно. Потом осмелел и отправил за борт стоявшую на носу старую мойку.
-- Только не надо трогать цветы, -- попросил он. -- Они живые.
-- Конечно, не будем трогать! -- согласилась девушка. -- Им ведь тоже интересно увидеть Звёздную гавань.
Вдвоём они быстро избавились от лишнего на палубе и в трюме. Потом Соль вооружилась шваброй и ведёрком с водой, и надраила палубу корабля до чистоты. Расставив цветы в горшках вдоль бортов на носу, она радостно протанцевала по палубе:
-- Красота! Чисто, просторно!.. Теперь можно отчаливать!
-- А как? -- спросил корабль. -- Я ведь прикован.
-- Тинто!.. -- Соль сникла: -- Ну как же так? Мебель повыкидывал, а от какой-то дурацкой сваи оторваться не можешь?
-- Не могу, -- огорченно признался Тинто. -- Да и свая не одна, их две.
-- Одна, две -- какая разница? -- настаивала Соль. -- Ты попробуй!
-- Ну хорошо, попробую, -- согласился корабль.
Однако как он ни старался мысленно, проклятые скобы, приковывавшие его к вбитым в дно канала сваям, держали намертво. Девушка только вздохнула. Перемахнула через борт, вцепилась обеими руками в скобу и упираясь ногами в корпус Тинто, начала медленно её разгибать.
-- Соль, я сам, -- сказал он, но девушка уже разогнула скобу достаточно, чтобы та больше не держала корабль. То же самое она проделала и со второй скобой возле кормы.
-- Всего-то делов, -- проворчала она, вернувшись на палубу. -- Только не говори теперь, что не можешь сдвинуться с места потому, что с тебя сняли двигатели.
Будь Тинто человеком, а не кораблём (к тому же уже выкрашенным в красный цвет), он бы непременно покраснел, потому что именно это он и хотел сказать. Но Соль уже взмыла в небо самолётом. Сделав круг, она выпустила трос с крюком, уцепила его за корму и дёрнула с такой силой, что несколько горшков с растениями упали и покатились по палубе.
Корабли у пирсов расположенного неподалёку музея гавани под открытым небом уже проснулись и активно обсуждали происходящее.
-- Молодец! Взял и стронулся с места! -- говорили одни.
-- Ну так конечно, хорошо, если у тебя подруга -- самолёт, -- завидовали вслух другие.
-- Эй, Маячок, далеко собрался? -- окликнул его Бюффель, таранный корабль, пришвартованный за понтонным мостом. -- Уж не в Звёздную ли гавань?
-- А если и в Звёздную гавань, что с того? -- откликнулась сверху Соль, таща Тинто на тросе.
-- Да я ничего, просто хотел пожелать доброго плавания, -- проговорил Бюффель. -- А заодно напомнить, что корабли вообще-то ходят носом, а не кормой вперёд.
-- Тинто не виноват, что в вашем канале негде развернуться, -- снова встряла Соль прежде, чем Тинто успел что-либо ответить. Бюффель с хитрецой посмотрел на неё:
-- Подруга, а не найдётся ли у тебя второго троса? Захватила бы тогда и меня.
Корабли вокруг засмеялись:
-- Бюффель, тебя нужно не бипланом тащить, а "Боингом"!
-- А ну, ребята, потеснимся и пропустим их! -- распорядились два брата-буксира, старые пароходы по имени Док Ярд 5 и Док Ярд 9. Пришвартованные у пирса парусные суда и пароходики посторонились, давая Тинто дорогу.
-- Доброго плавания тебе, Маячок! -- пожелала шхуна Аннихье, всегда сочувственно относившаяся к нему. -- Будь осторожен в море.
-- До моря нужно ещё добраться, -- не унимался Бюффель. -- Мост-то опущен. Говорю же, надо пустить меня вперёд. Чтобы я его протаранил. Эй, крылатая подруга! -- позвал он Соль. -- Швартуй Маячка где-нибудь в сторонке и возвращайся за мной!
-- Мост поднимается! -- сообщил кто-то из кораблей впереди. -- А ты, Бюффель, не приставай к незнакомым девушкам!
-- Так знакомым я уже надоел, -- отшучивался таранный корабль.
Покинув гавань, Тинто проплыл мимо разведённого моста и почувствовал, как течение Нового Мааса подхватило и понесло его. Река! Широкая и просторная, уходящая дальше, в Северное море... Соль снова превратилась в девушку и легла на палубе, раскинув руки и глядя в небо.
-- Фуууух! Нелёгкая это работа -- из болота тащить кашалота, -- с чуть ворчливой ноткой проговорила она.
-- Дальше кашалот поплывёт сам, -- решительно заявил корабль, разворачиваясь по течению.
Кажется, ему удавалось даже подруливать. Они проплыли под мостом Эразмуса, белевшего в ночной подсветке изящным веером туго натянутых тросов. На обоих берегах город сверкал россыпями огней. Городские небоскрёбы казались колоннами света, упирающимися в тёмное небо. Тинто залюбовался, забыв, что нужно вообще-то следить за курсом. Напомнила ему об этом одна из попутных барж.
-- Смотреть надо себе под нос! -- сердито сказала она, с трудом уклоняясь от корабля, чуть не ударившего её в борт.
-- И вообще, отстаивался бы ты в своей гавани, музейный экспонат, а не мешался тут под винтами.
-- Извини, я правда не хотел, -- оправдывался корабль. Соль вскочила и подбежала к борту, чтобы рассмотреть ворчливую баржу:
-- Вам что, уважаемая, мало места в реке?.. Тинто, давай обгоним эту склочную тётку, -- предложила она и снова превратилась в самолёт. Сделав круг над кораблём, подцепила его тросом и потащила вперёд. Баржа проворчала вслед:
-- Он ещё и связался с самолётом. Это до добра не доведёт.
-- Бе-е, -- сказала ей Соль.
-- Доброго плавания, Тинто! -- пожелал глубокий и звучный женский голос слева. -- И тебе чистого неба, самолётик!
Тинто удивлённо посмотрел на противоположный берег, где возле входа в гавань Катендрехт был пришвартован величественный и прекрасный белый корабль с несколькими ярусами палуб, высокой мачтой и двумя узкими изящными трубами, расположенными параллельно и соединёнными металлической перемычкой. Он не мог не узнать её. Да и кто из местных кораблей не знал пароход "Роттердам", бывший флагман Голландско-Североамериканских линий?
-- Леди Роттердам, ты здесь? -- удивился Тинто. -- Я думал...
-- Что меня разобрали на металл? -- с лёгкой улыбкой спросила она. -- Нет. Я, как и ты, не хожу в море, но продолжаю служить людям. До скорой встречи в Звёздной гавани!
-- До встречи, -- растерянно отозвался Тинто. "Она знает, что мы идём в Звёздную гавань? -- удивлённо думал он. -- А если... если она живёт и там, и здесь?" Он хотел спросить об этом Леди Роттердам, но они с Соль уже ушли далеко вперёд.
Постепенно Тинто освоился с мысленным управлением и даже мог при необходимости ускоряться или наоборот, сбавлять ход. Соль снова вернулась на палубу и превратилась в девушку. Она стояла на ступеньке у него на носу, держась за борт. Встречный ветер трепал её короткие волосы и развевал концы шейного платка.
Город с его небоскрёбами остался позади. Теперь мимо проплывал ярко сверкающий огнями Ботлек -- грузовой район порта, где работа не останавливалась ни днём, ни ночью. А Тинто каким-то особым корабельным чутьём ощущал, что его подхватывает и несёт течением, которое, он был уверен, приведёт туда, куда им с Солейль нужно.
-- Мы взлетаем! -- радостно воскликнула Соль. И точно: порт с его многочисленными огнями постепенно уходил вниз. Но перед Тинто по-прежнему поблескивала волнующаяся поверхность реки, и он чувствовал, как вода мягко и упруго обтекает корпус. Он уверенно шёл вперёд.